Судьба журналиста уводила меня много раз далеко от родных донских берегов. Но где бы я ни находился, всюду со мной Шолохов — мой земляк, его книги. Всегда со мной блокнот, в нем — высказывания людей о писателе.
Вот одна из моих записей: «1969 год. Дальний Восток. Туман. Шторм. Фотографии Шолохова». Тогда я вместе с рыбаками вышел в Тихий океан с острова Путятин на сейнере «Вилюй». Мне надо было написать очерк о капитане Владимире Стукалове, которого наградили орденом «Знак Почета». Не успели мы отойти от причала и десяти миль, как в заливе Америка. Начался шторм. Нас так швыряло,;; казалось, ещё миг — и судно пойдет на дно…
Я поминутно выскакивал из каюты, карабкался по трапам вверх, пока не попадал в штурманскую, и только тут убеждался: все идет нормально. Покачивался на далеком острове маяк, метался по экрану эхолота синий луч радара, а Владимир Стукалов спокойно перекатывал с руки на руку штурвальное колесо. И я снова спускался а каюту.
Ночью с книжной полки, наглухо привинченной к стенке, упала лоция. Я поднял ее, машинально полистал и увидел среди истрепанных страниц фотоснимки Шолохова… Их было много: я разложил все веером и жизненный путь писателя предстал передо мной. Вот Михаил Александрович в рабочем кабинете — сосредоточенно правит рукопись, а за его плечами бронзовая статуэтка буденновского коня. Снимок военных лет: Шолохов в гимнастерке вместе с Александром Фадеевым и Евгением Петровым осматривают на передовой, в 1941 году, приборы, снятые с подбитого танка. Вот он вернулся в станицу Вешенскую, мнет пальцами золотые колосья пшеницы первого послевоенного урожая. А затем встречи, встречи… С Вандой Василевской, Юрием Гагариным, Сергеем Бондарчуком… А здесь писатель — в триумфе мировой славы: ему вручают Нобелевскую премию. 1965 года. С обратной стороны на этом снимке шолоховские слова: «Мы рождены для жизни и будем жить!».
Почему так много этих снимков у Стукалова? Отдыхавший в каюте рядом со мной рыбак охотно пояснил:
— Наш капитан давно собирает все про Шолохова. Поначалу я думал, что Стукалов с Дона, потом узнал, что он родился здесь, в Приморском крае. Наверно, у каждого человека есть любимый писатель. Я люблю, например, Грина…
А позже сам Стукалов мне признался:
— Когда бывает трудно, я перечитываю «Тихий Дон», «Поднятую целину», «Судьбу человека»…. Сколько переживали шолоховские герои, а не падали духом, не сдавались. Почему? Мне кажется, все они были очень мужественные — а это главное в жизни.
Не раз я бывал в известной всему миру старинной казачьей станице Вешенской, что вольготно раскинулась у самого Дона на бескрайних степных просторах. Когда-то она служила вехой на пути из Москвы в Азов, отсюда и название ее — Вешенская. Сейчас она, образно говоря, стала заметной вехой на всех литературных перекрестках. Да и не одних литературных, но и житейских. Широкая народная тропа пролегла к дому М. А. Шолохова.
Во многих колхозах и совхозах Верхнего Дона приходилось бывать мне, и всюду я натыкался на добрый шолоховский след.
Вот только один пример. Во время пребывания в совхозе «Бирлик» Фурмановского района Уральской области Шолохов обратил внимание на высокопродуктивных овец эдильбаевской породы. Приехав на Дон, он сказал руководителям совхоза «Кружилинский», что хорошо бы иметь такие отары и В Вешенском районе. И вскоре сюда завезли 50 эдильбаевских овец. Примерно через 2—3 года писатель поинтересовался, как его земляки выращивают и умножают поголовье, и остался доволен: овцы росли быстро на донских выпасах, вес Каждой достигал 90— 100 килограммов, а это вдвое выше упитанности местных пород.
Председатель колхоза «Заря», что недалеко от Вешенской, В. С. Агарков, рассказывая о достижениях хозяйства в десятой пятилетке, раскрыл главный секрет этих успехов:
— Я всегда учил людей жить и работать так, как Михаил Александрович Шолохов: не спеша, но глубоко прокладывать борозды на пашне, неторопливо, но настойчиво выращивать урожай… И к людям стараюсь относиться так, как он: требовательно, но отзывчиво, строго, но по-доброму…
У меня есть книга Шолохова «Тихлй Дон» с его автографом: «Журналисту, собрату по перу — с дружбой и любовью. М. Шолохов».
Этот дорогой автограф нелегко было получить. Но мне повезло: по заданию редакции требовалось написать отчет с собрания в областной) драмтеатре, где Шолохов должен был встретиться, как кандидат в депутаты Верховного Совета СССР, со своими избирателями. Выступали колхозники, рабочие, ученые, партийные работники… И на этом собрании я еще раз убедился, как велику любовь народная к писателю.
Мы, журналисты, дождались выхода Шолохова из театра, тут нам удалось и получить автографы, и поговорить с ним. Писатель только что приехал из Москвы. Михаил Александрович вспомнил своих давних московских друзей — Ефима Пермитина, Михаила Шкерина, Василия Кудашова, погибшего на войне, тепло отозвался о творчестве московских писателей Всеволода Кочетова, Анатолия Софронова, Сергея Смирнова, Вадима Кожевникова, Михаила Алексеева…
Автограф Шолохова… На скольких книгах можно увидеть его! Михаил Александрович не жалеет теплых слов для людей. Интересно, что среди его корреспондентов очень много молодых — комсомольцев и пионеров. Захотели ребята из новочеркасского детского дома заложить в своем саду Аллею любимых писателей, и первое письмо они написали в Вешенскую… Михаил Александрович не замедлил откликнуться: «Доброе, хорошее дело. Приезжайте за саженцами». Послали ходоков к Шолохову, и тот подарил два дубка, яблони, тополя…
Ребята из Северодвинска подарили Шолохову альбом «Соловецкие острова». Он не остался в долгу — выслал им «Судьбу человека» с автографом. Хорошая дружба связывает писателя с пионерами московской школы № 504, которые создали у себя литературный зал, посвященный его творчеству.
Однажды с высокой трибуны М. А. Шолохов сказал: «Замечательная у нас молодежь. Страна многим обязана ее молодому энтузиазму, ее героическому труду».
Письмо Фадеева
С ростовским писателем П. X. Максимовым я познакомился, когда ему было уже 85 лет. С 1922 года он работал в газетах, был в свое время участником первого съезда писателей СССР. Его переводы с адыгейского фольклора когда-то отметил сам А. М. Горький, с которым Павел Хрисанфович несколько лет переписывался.
Был он близко знаком с А. А. Фадеевым и подробно писал в своих мемуарах об этом замечательном человеке, авторе «Молодой гвардии». В преддверии юбилея — 80-летия А. А. Фадеева — в надежде узнать у Максимова что-то новое о нем, еще нигде не опубликованное, я навестил старейшего ростовского литератора в его квартире, чем-то напоминавшей музей,— столько здесь было старых газетных подшивок, журналов, книг и писем — целый архив!
Мы легко разговорились, и я сразу понял, как глубоко и преданно любил Максимов своего именитого друга, товарища юности, соратника тех незабываемых лет.
— Вы не можете себе даже представить,— горячо говорил Павел Хрисанфович,— какой это был обаятельный человек и свойский товарищ! Если бы он был другим, то, наверно, написал бы куда больше! Но свое драгоценное писательское время Фадеев щедро тратил на всех — он не мог не помогать своим товарищам по перу и в работе, и в издании их книг.
Тут Павел Хрисанфович протянул мне небольшой пожелтевший листок бумаги — неопубликованное письмо Фадеева… С душевным трепетом я взял этот листок. Александр Александрович писал:
«Дорогой Павел Хрисанфович!
Посылаю тебе отрывок из повести для помещения в очередной литстраничке. Надеюсь, что ты постараешься напечатать как можно скорее Очень прошу не делать никаких изменений и сокращений. Отрывок невелик, займет не более полстраницы. Кроме того, надеюсь на твою внимательность при просмотре корректуры.
Читали мы прошлую литстраницу. Ничего. Пиши нам, адрес знаешь. С товарищеским приветом. А. Фадеев.
24. VI. 25 г. Нальчик.
P. S. Привет кому следует. Где Артем? Собираешься ли писать?»
Меня, конечно, удивила пометка под текстом: «Нальчик». До этого я нигде не читал, что Фадеев когда-то бывал в тех местах.
— Да как же — бывал! -— загадочно улыбаясь, сказал Максимов. — И не один, а со своими товарищами-писателями, молодыми рабочими Бусыгиным и Кацем, о которых я писал в своих мемуарах.
Летом 1925 года Фадеев через крайком партии добился предоставления творческого отпуска ему, Бусыгину и Кацу. Они жили и работали в хуторе Долинском, под Нальчиком, более трех месяцев. За это время Фадеев завершил «Разгром», Бусыгин — повесть «Поселок Кремневка», а Кац — сборник стихов. Это было чудесное лето. Фадеев радовался тому, что наконец-го он свободен для литературы, может писать спокойно и сосредоточенно. Все газетные дела на время остались позади…
К моменту написания «Разгрома» Александр Александрович уже был вполне сформировавшимся писателем. За его плечами остались годы борьбы за Советскую власть на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Он прошел хорошую школу партийной работы на Кубани, где работал некоторое время секретарем райкома партии в Краснодаре. Еще в 1923 году появились в печати его повесть «Разлив» и рассказ «Против течения». И хотя эти произведения не были отмечены критикой, в них уже просматривался талант партийного писателя, сумевшего по-своему осветить актуальную тему народного подвига.
Когда отпуск подходил к концу, а работа над книгами в основном завершилась, Фадеев с друзьями побывал в Пятигорске. Он давно хотел повидать этот старинный городок, который был местом вдохновения для многих писателей и поэтов России. Здесь он посетил лермонтовские места: грот Печорина, место дуэли, побывал на кладбище, где первоначально похоронили великого русского поэта, заходил в маленький домик с камышовой крышей, в котором жил М. Ю. Лермонтов. О том, что Фадеев бывал в заповедных лермонтовских краях, свидетельствует письмо к Р. С Землячке, написанное им 13 июля 1925 года. На письме есть его пометка: «Пятигорск».
— Когда вы расстались с Фадеевым? — спросил я.
— Если точно, то в конце 1926 года. Именно тогда Фадеев уехал в Москву… Но я не потерял связи с ним. В 1928 году я послал Фадееву свой очерк «По земле Нохчи» для публикации в журнале «Октябрь» — в то время он вместе с Шолоховым и Панферовым был членом редколлегии. Очерк был напечатан во втором номере журнала за 1929 год.
А потом Максимов с Фадеевым встретился лишь в конце лета 1944 года на фронте. Александр Фадеев вызвал его из воинской части,стоявшей тогда под Тираснолем, и при этой встрече, в разговоре о разных делах сообщил печальную весть, что лучшие его литературные друзья по Ростову Александр Бусыгин и Григорий Кац погибли в боях…
Их переписка возобновилась и продолжалась какое-то время после войны. Последнее письмо Максимова уже не застало Фадеева в живых…
У Максимова сохранились десятки писем А. А. Фадеева, и жаль, что не все они вошли в собрание сочинений. Ведь каждое письмо проливает какой-то новый свет на образ большого советского писателя.
