Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Беседа главного редактора журнала с генеральным директором Уральского производственного объединения «Уралгеология» А. К. СЕМЕРУНОМ

На две с половиной тысячи километров протянулся Уральский хребет, соединяющий в единый материк два великих континента — Европу и Азию.
Могучий промышленный комплекс Урала вписал свое имя в судьбу страны. Защита отечества в Полтавской битве и на полях Великой Отечественной, становление экономического могущества — во всем этом велика роль Урала. Наш край дает стране около трети черных металлов, половину калийных удобрений, три четверти асбеста, значительную часть алюминия и меди. Смотрится — и неплохо смотрится! — Урал на карте страны и мира.
Истоки экономической мощи Урала — его недра. Они питают сырьем домны и мартены, дают жизнь машинам и приборам. Первопроходцами, открывателями месторождений являются геологи. Я прошу своего собеседника начать беседу  с рассказа о становлении геологической службы на Урале.
— Первыми геологами были, как известно, рудознатцы, которые в глухой тайге по одним лишь им известным признакам открывали богатые месторождения. Но я не буду углубляться в века, а ограничу свой рассказ жесткими временными рамками. Давайте, пусть бегло, эскизно, проследим путь уральской геологической службы за советское время, и с этой вышки, с этого пусть небольшого по времени, но густо насыщенного событиями исторического периода, полнее и глубже предстанут те немалые, сложные проблемы, которые мы решаем сегодня.
История объединения уходит корнями в первые годы Советской власти. 30 апреля 1918 года В. И. Ленин подписал постановление Совнаркома о выделении ассигнований на геолого-разведочные работы. По нынешним временам — суммы небольшие, а в те годы для разоренной войной страны они были значительными. 1 июня 1920 года создается Уральский горный комитет ВСНХ — первая централизованная геологическая организация в нашем крае. Нелишне отметить, что у истоков ее стояли видные большевики — член горного комитета Ф. Ф. Сыромолотов и один из первых руководителей комитета Б. В. Дидковский.
Уже в двадцатые годы интенсификация геологических исследований привела к резкому увеличению разведанных запасов железных руд, была заложена основа сырьевой базы медной промышленности Среднего Урала. В 1925 году открыто первое в стране и крупнейшее в мире Верхнекамское месторождение природных калийных солей.
Романтический и напряженный ритм первых пятилеток, этой блестящей эпохи в жизни нашего народа, нашел полное созвучие в работе Уральского геолого-разведочного треста, организованного к тому времени на базе горного комитета. Упомяну, как наиболее крупное достижение геологической мысли и практики, что именно в этот период была открыта нефть в Предуралье, создана основа для дальнейших поисков на нефть и газ. Открытие новых угольных месторождений позволило к 1940 году увеличить добычу этого ценного минерала в десять раз по сравнению с дореволюционной, а в период Великой Отечественной войны она возросла вдвое уже по сравнению с 1940 годом.
В войну Урал стал кузницей страны, где ковался щит обороны и меч Победы. Он давал фронту сорок процентов всей оборонной продукции страны. Шла особо интенсивная разведка руд черных и цветных металлов, бокситов, алмазов, слюд, угля, огнеупоров. Как отмечал академик А. Е. Ферсман, который возглавил эвакуированный в Свердловск институт геологических наук, впервые потребовались для тончайших и важнейших установок военной техники очень большие количества редких и сверхредких металлов, которые добывались во всем мире килограммами или тоннами. Это цезий, индий, мезоторий, радий, селен, теллур, цирконий, стронций, барий. У поколения геологов, работавших в годы войны, был, как видите, свой фронт, и очень напряженный.
К пятидесятым годам трудами уральских геологов была, по существу, создана минерально-сырьевая база для совершенно новых отраслей промышленности — алюминиевой, никелевой, титановой, хромитовой, магниевой, редкоземельной, алмазодобывающей.
За шестьдесят с лишним лет геологами Урала открыты, разведаны и переданы в промышленное освоение сотни месторождений полезных ископаемых, в их числе всемирно известные Банковское хризотил-асбеста, Качканарское титано-магнетитовое, Магнитогорское железорудное. Месторождения породили и взрастили города Магнитогорск, Асбест, Березники, Качканар, Североуральск, Буланаш, Волчанск.
Современное объединение «Уралгеология» — одно из крупных подразделений Министерства геологии РСФСР. Оно ведет изыскания в самой сердцевине индустриального Урала — в Свердловской, Пермской, Челябинской и Курганской областях. Территория, находящаяся в нашем распоряжении, прямо скажем, немаленькая: 515 тысяч квадратных километров. Для наглядности упомяну, что на этой площади могут разместиться Великобритания, ФРГ, Бельгия, вместе взятые.
Созданный в 1920 году горный комитет насчитывал в своем составе всего 200 человек. Ныне в объединении трудится 14 тысяч человек, в том числе 5 тысяч инженерно-технических работников. Это сложное разветвленное хозяйство. В него входит 11 экспедиций и четыре партии прямого подчинения, информационно-вычислительный центр, геолого-картографическое предприятие, высоко оснащенная лабораторная база, центральный механические мастерские, всего 21 подразделение.
А всего, если взять обобщающий показатель, объединение выполняет объем геологоразведочных работ на сумму порядка 60 миллионов рублей. Цена поиска в силу многих причин с каждым годом растет. И тем не менее стоит подчеркнуть, что каждый рубль, вложенный государством в геологическую разведку, окупается сторицей. В проспекте, который мы выпустили к юбилею геологической службы на Урале, приводятся характерные цифры. За 60 лет геологи записали на свой лицевой счет более 200 миллиардов рублей. Такова стоимость минерального сырья, которое мы разведали и в основном передали для промышленного освоения, затраты же на геологоразведочные работы составили всего полпроцента от этой суммы.
— «Визитная карточка» объединения, что и говорить, выглядит солидно, внушительно. Она, пусть это не прозвучит странно, дает основание задать мой главный вопрос более наступательно.
Край наш издавна называли «Урал —земля золотая». И были на то веские основания. Как свидетельствуют авторитетные справочники, в 1898 году Урал давал четвертую часть всего золотого запаса России, а по платине он вообще не имел себе равных. Уральцы добывали 367 пудов 13 фунтов, а во всем остальном мире только 25 пудов! 699 рудников выдавали на-гора 88 миллионов пудов железной руды — треть общероссийской добычи.
Руду и выплавленный из нее металл, сравниваемый по мягкости и ковкости с пушниной, широко вывозили за границу. Англия едва ли не всецело зависела от уральского железа. В одной из книг я вычитал любопытную информацию о том, что уральская руда отправлялась даже за океан. В 1813 году американцы закупили 300 тысяч пудов, не так уж много, но факт-то сам по себе красноречивый — высоко котировалась в мире уральская руда!
Как же случилось, что сейчас в могучей индустриальной поэме Урала все чаще звучат минорные ноты? Уже не Урал горделиво вывозит на внутренний и внешний рынок свое знаменитое минеральное сырье, а, напротив, к нам движутся сотни , тяжелогруженых составов — 27 миллионов тонн ежегодно! —чтобы накормить прожорливые зевы домен и мартенов? Прав ли все умножающийся хор скептиков, твердящий о том, что Урал оскудел богатствами? Будет ли наш край и в будущем принимать донорскую помощь со стороны, обременяя тем самым государство, или вернет себе былую славу?
— Позвольте и мне, приняв «условия игры», ответить в том же наступательном тоне. Сейчас неоправданно часто, даже в кругу специалистов, слышишь расхожую фразу, которую употребили и вы,— «Урал оскудел богатствами». Она не столь безобидна, как кажется на первый взгляд. Она, между прочим, многократно повторяемая, укореняется в сознании тех, от кого зависит материальное, и не только материальное, обеспечение уральской геологии, сказывается на психологическом настрое коллектива, и мы на практике чувствуем ее влияние. Согласитесь, что геологам не придает оптимизма, сил и уверенности в работе, когда со всех сторон раздается: давненько, мол, Урал не радовал сенсационными открытиями.
В том и сложность нашей работы, работы в старейшей горно-рудной провинции страны, что мы не ждем сиюминутных блистательных, тем более сенсационных успехов. Мы настраиваем свои экспедиции, свои исследовательские службы на планомерное изучение как новых, так и — особенно — давно освоенных месторождений. А последнее, я постараюсь ниже доказать это примерами, неизмеримо труднее.
Да, в известном плане наши древние горы истощились. Два с половиной века — огромный исторический период, сколько бурь пронеслось над страной за это время! Урал преданно и надежно снабжал минеральным сырьем отечественную промышленность. И была настоятельная государственная необходимость брать из подземной кладовой щедро, не оглядываясь на запасы. Даже из моего беглого, в целях экономии места, ответа на первый вопрос видно, что историческая ситуация, весь ход становление нашей некогда отсталой страны в крупнейшую индустриальную державу мира требовал полной отдачи минеральных сокровищ Урала. Как тут было не оскудеть запасам! Не надо забывать, что богатства любого края, планеты в целом небеспредельны. Природа «вырабатывает» сырье в своих глубинных заводах и лабораториях миллионами лет, а человечество осваивает их за десятилетия. Если в 1861—1870 годах общемировая добыча важнейших минеральных веществ ежегодно достигала 225 миллионов тонн, то к середине 60-х годов XX века —почти 10 миллиардов тонн, то есть возросла в 44 раза. По подсчетам советских ученых, за сто лет (1876—1975). из земных недр извлечено 137 миллиардов тонн угля, около 47 миллиардов тонн нефти и 25 миллиардов тонн железной руды, более 20 триллионов кубических метров природного газа, десятки миллионов тонн меди, свинца, алюминия и т. д. По данным ООН, мировое промышленное производство к концу текущего столетия может увеличиться в 2,5—3 раза против уровня 1975 года. Можно себе представить, насколько же интенсивнее, сравнивая даже не с прошлым веком, а с близкими нам по времени десятилетиями, будут разрабатываться земные недра!
С учетом сказанного я и хочу продолжить свой рассказ, чтобы ввести читателей журнала в круг наших тревог, надежд и проблем. Естественно, что помыслы ученых и практиков, всех, кто имеет отношение к уральской геологии, направлены к тому, чтобы Урал не только не терял, но и укрепил свою репутацию кладовой земли.
Начну с самого главного металла Урала — железа. Черная металлургия края столетиями держалась на двух горах-сестрах — Благодати; и Высокой; а в советское время к ним присоединилась третья —Магнитная. Увы, сейчас на месте уникальных гор зияют котлованы, и хотя добыча там еще продолжается, не с ними мы связываем перспективы края.
Положение в черной металлургии, действительно, напряженное. Кто-кто, а мы, геологи, в первую очередь чувствуем свою ответственность за создавшуюся диспропорцию между рудой и металлом. Постараюсь подробнее раскрыть эту проблему, а пока напомню, хотя бы в порядке просветительства, что, несмотря на переживаемые серьезные трудности, Урал и поныне является крупным железорудным районом. Он уступает лишь центру страны и Украине (по добыче идет вслед за УССР) и значительно превосходит по своим запасам такие страны, как Англия, Западная Германия, Италия, Швеция и многие другие капиталистические страны.
Главное железорудное богатство края — титаномагнетитовые руды. Львиная доля их (более 70 процентов) концентрируется в Качканарско-Кытлымском районе с его миллиардными запасами, самыми крупными в мире такого типа. Есть, правда, одно весомое «но». Титаномагнетиты бедны, содержание железа в них не превышает 17 процентов, но промышленность края накопила в последние десятилетия солидный опыт переработки бедного сырья. Уникален даже по мировым меркам Качканарский горно-обогатительный комбинат. Он «перелопачивает» за год 45 миллионов тонн, но и при такой «прожорливости» разведанных запасов хватит на 70 лет, а прогнозных — не на одно столетие. Нижнетагильский металлургический комбинат, который питается качканарскими окатышами, может уверенно смотреть в будущее.
ГОК — дорогостоящее предприятие, к тому же требует большой земельной площади, порядка 8 тысяч гектаров. Специалисты, однако, посчитали, что одна лишь экономия на транспортных расходах окупает затраты на строительство. Качканарские окатыши окупают себя еще и тем, что в них содержится ванадий.
Ванадий — легирующий элемент, небольшая добавка которого в конструкционные стали повышает их прочностные характеристики. Такая сталь широко используется в трубном производстве, ядерной энергетике, строительстве и на транспорте. Ванадий придает конструкциям «морозоустойчивость», и потому они надежно служат в районах Крайнего Севера. По оценке зарубеяшых специалистов, среди легирующих элементов именно на ванадий ожидается наибольший спрос на мировом рынке. Как видите, бедная руда на поверку оказалась богатой. Вообще понятие «бедная» или «богатая» руда в свете современной технологии выглядит в известной мере условно. Если раньше минеральное сырье рассматривалось с позиции одного, максимум двух элементов, то ныне оценка должна быть комплексной, с учетом всех содержащихся в нем компонентов. Такой подход заставляет и нас, геологов, пересматривать свои позиции.
Истощение минеральных ресурсов носит общепланетарный характер. В поисках сырья интенсивно исследуется морской шельф, уходят далеко в океан плавучие нефтебуровые установки, осваивается недоступный ранее Север. Это поиск широким фронтом новых месторождений. Но есть, как показывает опыт Качканара, и другой путь — технологический. Промышленность ныне готова и способна перерабатывать такие источники сырья, которые прежде казались бросовыми. Наступление подобных перемен предвидел А. Е. Ферсман. Когда цена железа поднимется до цены серебра, говорил он, тогда каждый кусок гранита обернется рудой.
Из 55 важнейших полезных ископаемых, которые разрабатываются в нашей стране, на Урале представлено 48. Уже одна эта цифра говорит о большом потенциале региона. Это месторождения меди (Левиха, Карабаш), никеля и кобальта (Южный Урал), платины, золота (Березовский, Кочкар), а также вольфрама, олова, молибдена, сурьмы, ртути и многое другое.
По одним элементам наши позиции устойчивы, другие вызывают беспокойство. Оптимистично выглядят запасы бокситов, калийных солей, асбеста. С одной, правда, существенной оговоркой: придется изрядно «закапываться», чтобы добыть их из земли. Так, асбестовый карьер, по прогнозным наметкам, достигнет в XXI веке глубины 940 метров.
Значительны запасы нерудных полезных ископаемых — таких, как магнезит, барит, тальк, кварц, огнеупорные глины. Широко известны за пределами края Ильмены и Мурзинка — уникальные природные музеи, своеобразные красочные витрины Хозяйки Медной горы. Яшма, горный хрусталь, агат, селенит и другие камни активно используются ныне для украшения быта.
Как я уже упоминал, к сожалению, не все безоблачно на геологическом небосклоне Урала. Боль наша — Магнитка. И хотя, честь открытия крупнейшего Соколовско-Сарбайского месторождения принадлежит уральским геологам, нас, естественно, глубоко волнует, что домны Магнитки загружаются не местным, а привозным сырьем; Не предвидится перемен и в обозримом будущем.
Нет, к сожалению, в запасе и второй Дегтярки, отсюда большие трудности на «медном фронте». Испытывает наш край трудности с углем. Редкостью стал малахит, украшение короны Урала. Беден наш регион и таким, казалось бы, повсеместно распространенным материалом, как песок. Щебня предостаточно, а вот песка, важнейшего компонента строительных материалов, маловато. Перечень этот, увы, можно продолжить…
— Понимаю, что перечень этот важен, но давайте, как мы условились, вернем нашу беседу на конструктивные рельсы.
В 1932 году в Свердловске состоялась чрезвычайная сессия Академии наук СССР, посвященная проблемам минерально-сырьевой базы Урала. С основным докладом выступил акадезшк Иван Михайлович Губкин, труды которого, к слову сказать, послужили путеводной звездой для первооткрывателей тюменской нефти и газа. Позвольте процитировать одно из положений доклада:
«…в первую очередь наше внимание должно быть сосредоточено на районах Дальнего Севера, где в настоящее время уже определенно вырисовались контуры огромного угленосного Печорского района и Привишерского района с его титаномагнетитом в месторождении Юбрышка, общие запасы которого сейчас определяются свыше 10 миллионов тонн.
Пай-Хой с указаниями на наличие там железорудных месторождений и другие местности дальнего Северного Урала должны приковать наше внимание как будущий металлургический центр Полярного Урала».
Как оценивается этот тезис- прогноз с геологических позиций в наше время, в середине 80-х годов?
— Полярный Урал фактически вне сферы влияния нашего объединения. Северная граница — я имею в виду ведомственную — проходит по границе Ивдельского района Свердловской области. С учетом этого и буду вести речь.
Скажу коротко. В геологическом плане Север интересен, возможности там большие. В этих районах есть железо, медь, бокситы, золото… Но масштабы и содержание месторождений в зоне нашего поиска не настолько весомы и экономически в данный момент оправданны, чтобы безотлагательно приступить к промышленной разработке. Разведка и добыча полезных ископаемых — далеко не одно и то же. Надо стократно все взвесить, чтобы строить шахты и рудники в отдаленных местах, где нет ни поселков, ни железных дорог, то есть, собственно, начинать строительство «с нуля». Не станет ли в этом случае тонна железной руды золотой?
Прервем на время беседу и попробуем, пусть эскизно, расширить рамки повествования за пределы Уральского геологического объединения.
Север Урала… Что понимать под этим обозначением? Условное ли это понятие или подразумевает определенную территорию? Принято считать, что север Урала начинается от границ Пермской и Свердловской областей и простирается вплоть до Северного Ледовитого океана. Он имеет протяженность в тысячу километров. Если вспомнить, что весь Урал простирается на 2,5 тысячи километров, то даже в чисто территориальном плане это не одна европейская держава.
И хотя и сегодня Север малолюден, есть места, где от поселения до поселения сотни километров, к нему уже трудно применить столь часто употреблявшиеся ранее эпитеты, как «дикий», «недоступный» и т. д.
Хозяйственному освоению Северного Урала способствуют его соседи, Это прежде всего Западная Сибирь с ее, увы, озаряющими небо газовыми факелами. Через Полярный Урал проходит железная дорога от Котласа — Воркуты до Лабытнанг, а следовательно, до Салехарда, крупного портового центра. За последние годы нитки рельсов протянулись на юге, западе и востоке этого обширного региона. Тундру пересекают гигантские нити газопроводов.
Север Урала приковывает взоры многих исследователей. С давних пор людей не оставляла простая в общем-то мысль. Если Средний и Южный Урал богат минеральными запасами, то почему ими должен быть обделен Север, имеющий с этими районами единое структурное строение, единые металлогепические зоны? Экономика — всемогущий повелитель — сдерживала до поры до времени фронт разведочных работ, поверяя труд геологов рублем.
Но та же экономика, когда индустрия Урала стала переживать значительные трудности с минеральным сырьем, ныне все более решительно отдает приказ: «На север!»
Эпоха геологического (уже не говоря о промышленном) освоения Севера, по сути, в самом, начале, мы присутствуем при ее рождении, и естественно, что прогнозам присуща сдержанность. Так пли иначе, но первые результаты свидетельствуют о правомерности главного тезиса: север перспективен на запасы полезных ископаемых. Разведаны бокситы и титан, которые .рекомендованы для промышленного освоения. Выявлены многочисленные проявления скарново-магнетитовых, титаномагнетитовых, хромитовых, медноникелевых руд.
Из нерудных ископаемых на севере весьма широко распространены бариты, флюориты, калийно-магниевые и каменные соли, самородная сера, разнообразные строительные материалы. Север, видимо, может стать в будущем солидным поставщиком облицовочных плит из мрамора, гранита, а также поделочного сырья — аметиста, жадеита, яшмы. 
Уральская металлургия, после того как перешла с дровяного топлива на минеральное, всегда ощущала нехватку сырья. Дефицит энергетических и коксующихся углей исчисляется миллионами тонн ежегодно. Возможно, в будущем именно за счет севера удастся если не ликвидировать, то существенно уменьшить отрицательную величину. Мощные пласты малозольных бурых углей обнаружены в обширном географическом районе — от реки Северная Сосьва до Салехарда. Несомненно, промышленное значение имеют и богатые залежи горючие сланцев.
В 1980 году состоялась всесоюзная научная конференция, обсудившая проблемы развития производительных сил Урала. На ней с особой остротой была высказана мысль о широком развертывании на севере Урала поисково-разведочных работ, которые должны стать предвестником планомерного хозяйственного освоения.
Сделав это отступление, вернемся на новом витке разговора к нашей беседе.
— Анатолий Кузьмич! Сейчас в специальной литературе, даже в официальных документах часто встречаешь фразу: «Век поверхностных открытий на Урале миновал». Наступает и, видимо, бесповоротно век глубинных открытий. Значит, происходит своего рода революция в такой древней и романтической человеческой деятельности, как геология?
— Революция — это, может быть, слишком громко сказано, но принципиальные структурные сдвиги, как говорится, налицо. На Урале, по крайней мере в зоне нашего объединения, трудно ждать крупных поверхностных открытий. Нельзя, разумеется, полностью исключать такой счастливой и редчайшей возможности, но чтобы «вдруг» кто-то где-то нашел месторождение типа Благодатскдго железорудного, Баженовского асбестового или Североуральского бокситового,— вот такое исключено.
Наше главное направление нижние горизонты земли. Наш магистральный путь — вести разведку не столько вширь, сколько вглубь.
С давних времен рудознатцы были убеждены, что Урал хранит свои богатства не только близ поверхности, а старательно прячет их и в своих глубинах. Оптимистической верой в нижние горизонты земли пронизаны труды выдающихся геологов, работавших в нашем крае. Да и простая логика подсказывала, что рудное тело может уходить в глубь земли. Но насколько далеко? Если мы сейчас, вооруженные технически и теоретически неизмеримо лучше, не можем с полной ясностью обрисовать глубинный портрет земли, то тем более трудно было ждать исчерпывающего ответа от наших предшественников. Важно подчеркнуть, что надежда в богатства Урала, запрятанные далеко от людского глаза, жила давно и ждала своего часа…
Перечитайте Павла Петровича Бажова. Мудрый уральский сказочник, черпавший вдохновение в устном народном творчестве, не случайно поместил роскошные палаты Хозяйки Медной горы глубоко под землей, куда простому смертному вход заказан.
«И вот пошли. Она впереди, Степан за ней. Куда она идет — все ей открыто. Как комнаты большие под землей стали, а стены у них разные. То все зеленые, то желтые с золотыми крапинками. На которых опять цветы медные. Синие тоже есть, лазоревые. Одним словом, изукрашено, что и сказать нельзя, и платье на ней — на Хозяйке-то — меняется. То оно блестит, будто стекло, то вдруг полиняет, а то алмазной пылью засверкает, либо скрасна медным станет, потом опять шелком зеленым отливает…»
Труден путь к каменным палатам Хозяйки гор уральских. Но именно там к ждут геологов не сказочные, а реальные богатства.
Вести разведку в тех местах, где уже побывала нога геолога, дело непростое. Сошлюсь в качестве примера на ныне всем известную Северопесчанскую шахту.
Район этот, как говорится, хожен-перехожен геологами. И все данные говорили о том, что руда там есть. Но сколько ее, достаточны ли запасы для промышленного освоения? Одно за другим наносили на карту месторождения, но все они относились к разряду мелких; самое значительное, Покровское, насчитывало порядка 12 миллионов тонн. Как ни парадоксально звучит, но все эти «мелкие» открытия сбивали с толку поисковиков, создавали устойчивое представление, что крупного рудного тела в данном районе нет. Призвали на помощь геофизику с ее мощными средствами: электро-магнито-сейсмо разведкой. Геофизики дали однозначный ответ: «Руда есть!» и предсказали вероятные контуры месторождения. Снова заложили скважины — прогноз блестяще подтвердился. Так было открыто месторождение порядка 150 миллионов тонн руды, причем, что очень важно подчеркнуть, руды богатой, с содержанием железа в ней более 50 процентов.
В 14 километрах от Краснотурьинска действует ныне одна из крупнейших шахт на Урале — Северопесчанская. Она ежегодно выдает на-гора более 4,5 миллиона тонн железной руды, которая отправляется на металлургический завод имени А. К. Серова. Как видите, геологи создали предприятию солидный задел на будущее.
Северопесчанская для нас уже история. Пусть недавняя, но история. А вот совсем свежий пример. В зоне действия нижнетагильского гиганта металлургии находится Евстюнинское месторождение, издавна хорошо знакомое геологам. Приступили к «прослушиванию» старого  знакомого, но уже по новой диагностике, по новой методике исследований. Раньше считалось, что железо следует искать только в так называемых контактных рудах. Новейшая геологическая мысль настоятельно советует не сужать столь искусственно границы поиска, расширить его фронт. Привлекая науку в качестве могучего союзника, геологи научились точнее определять генезис месторождения, видеть первичные структуры, приуроченные к конкретным геологическим эпохам, и т. д., словом, мыслить и более предметно, и более масштабно.
Пробурили скважину — пусто. Как позднее оказалось, она прошла рядом с рудным телом. Прежде подобный отрицательный результат мог надолго законсервировать разведку данного участка. Теперь же мы были уверены, что просто не сумели точно определить точку «укола». Проверили предварительные расчеты, внесли коррективы. И вот в январе 1985 года скважина пересекла мощный пласт, высота (толщина) которого в точке бурения 175 метров. Работы впереди много — надо оконтурить месторождение, определить его балансовые запасы, но главное сделано — руда найдена.
На этом примере, полагаю, хорошо видно, насколько повысилась сегодня эффективность поиска. Скважина и в наши дни остается наиболее достоверным источником получения информации (к слову сказать, в распоряжении объединения имеется 200 бурильных станков), но теперь она не имеет, как прежде, диктаторской функции. Скважина может, как мы убедились, пройти буквально рядом с рудным телом, может просто не дойти до него.
Незаметно и как-то буднично было воспринято известие о том, что геологами найдены в Тагило-Кушвинском районе новые мощные запасы руды, около 340 миллионов тонн. А ведь это событие принципиального значения! Рудное тело простирается далеко в глубь земли. Пока мы сделали расчеты до 1200 метров, приблизительные — до 1500. Есть все основания полагать, что во второй тысяче метров железа не меньше, чем в первой. Блестяще подтвердилась давняя мечта рудознатцев, прогноз ученых и практиков, что Урал не исчерпал свои запасы, что все мы, живущие на Урале, можем с большим оптимизмом смотреть на будущее нашего края.
Пока все действующие в вашем крае рудники и шахты ориентированы на добычу полезных ископаемых на глубину до 1200 метров. По мнению многих исследователей, рудное тело может погружаться до глубины в три с половиной километра. Не будем заглядывать столь далеко, то бишь глубоко, останемся реалистами. Экономически оправданна в настоящее время добыча железных и медных руд, лежащих от поверхности земли на один-полтора километра. Шахты Криворожского бассейна близки к километровой отметке, а мировая практика знает примеры, когда добывают золото с трехкилометровой глубины.
Вполне естественно, что тонна руды при таких способах производства становится дороже. За 25 лет добыча полезных ископаемых выросла в мире в 3 раза, а стоимость — в семь. На Урале за одно десятилетие (1968—1977) себестоимость железной руды возросла на 14 процентов. Цифры, однако, сами по себе мало что говорят, их истинное значение вырисовывается только в сравнении. А противовес сказанному весомый. Переработка каждой тонны местной медной руды по сравнению с привезенной из Сибири или Кавказа обходится государству дешевле на 13—25 рублей. Экономика, как видите, голосует за штурм земных глубин.
Экономическая эффективность рельефно проявляется на социальном фоне. В старых районах веками складывались горняцкие поселения, здесь от поколения к поколению передавался профессиональный опыт. И если «исчезает» руда, то хиреет и поселок. Люди, как правило, перебираются в другие места, меняют профессию. Четко налаженная технологическая цепочка (рудник — транспорт — завод), опытные кадры, судьба поселков — судите сами, как все тесно переплетено и насколько значимо именно здесь найти руду. Вот в таком историческом, социальном и экономическом контексте и надо оценивать глубинную разведку на Урале.
— «Глубинный» поворот в геологии сам по себе подразумевает, что сейчас успех поиска зависит не столько от талантливого рудознатца-одиночки, сколько от большого коллектива людей разных специальностей. Значит, все-таки меняется и сам характер профессии. Может быть, пришла пора сдавать в архив традиционное представление о геологе как о человеке, идущем по тайге с неизменным молотком в руках?
— И да, и нет. Да, в геологии все сильнее развивается исследовательское начало и поиск все более носит ярко выраженный коллективный характер. Могучим союзником геологии стала теоретическая мысль, наука в целом, знание особенностей тектонического строения Урала, механизма рудообразования.
В этом плане определенные надежды мы связываем с уральской сверхглубокой, которая будет заложена в пяти километрах от Верхней Туры у восточного подножия горы Гуркин Камень. Она призвана изучить эндогенные (происходящие внутри земли и вызываемые внутренними силами) процессы и установить причинную связь между этими процессами и рудообразованием, проследить, как меняются термодинамический, газовый режим земли и физические свойства пород в условиях высоких температур и давления. Все это позволит создать модель глубинного строения земной коры. Если учесть, что точка «укола» приходится на Тагило-Кушвинский район, исстари известном своими железо-медными месторождениями, то станет ясным, сколь ценна может быть «глубинная» информация о состоянии земных недр и для ученых, и для практиков.
С другой стороны, сегодня, как и встарь, можно встретить геолога, идущего по тайге. А как иначе? От него, и только от него, исходит первичная информация. Многое, конечно, изменилось за последние десятилетия. Я, например, еще застал времена, когда самым распространенным средством передвижения геолога были его собственные ноги да лошадь. Лошадь осталась в воспоминаниях старожилов, ее сменили автомобили, вездеходы, вертолеты. Но, как и прежде, профессия геолога требует от человека физической выносливости, умения много ходить, стойко переносить бытовые лишения.
И молоток по-прежнему в руках геолога. Ну, еще лупа, записная книжка. Мало этого, крайне мало. Как определить на глазок ценность найденного образца? Надо направлять его на исследование, ждать результаты, а на все это уходит дорогое поисковое время. Нужны портативные средства диагностики, чтобы геолог мог непосредственно на месте провести экспресс-анализ обнаруженной им руды. Словом, инженерная вооруженность труда геолога очень сильно отстает от требований века.
— На Урале сильно развито движение юных геологов. Премия имени Ленинского комсомола — яркое тому свидетельство. Несколько слов об этом…
— Это движение прекрасно со всех точек зрения. Ребята ходят в многодневные походы, которые воспитывают в них самостоятельность и коллективизм, выносливость, то есть те качества, которые всегда и везде пригодятся в жизни. Походы окрашены романтикой странствий, романтикой поиска. Они вырабатывают, наконец, профессиональную ориентацию — многие из ребят, как показывает практика, становятся впоследствии профессиональными геологами. Сейчас, когда в силу многих причин престижность нашей профессии несколько тускнеет, чему свидетельство резкое снижение конкурсности в геологических институтах, особенно важно всемерно поддерживать движение юных геологов.
Не забудем и о практической отдаче. Юные следопыты избирают обычно такие маршруты, куда еще долго не придет профессионал. Таким образом они значительно расширяют фронт поиска. Ваш журнал не раз приводил примеры, когда обнаруженные ребятами «рудные знаки» служили основанием для промышленной добычи.
Мы и здесь стремимся идти «вглубь». В этом году наше объединение провело в Пермской области уже не слет, как прежде, а двухнедельный лагерь. Соревновательность, конкурсность, игровые элементы — все это осталось, но вместе с тем мы значительно больше времени уделили теоретической подготовке, развитию профессиональных навыков. Словом, на движение юных геологов мы возлагаем большие надежды — им в будущем поддерживать и развивать традиции уральской геологии.
— И наконец, традиционный вопрос. Что привело вас лично в  геологию? Что бы хотели пожелать будущему геологу?
— Вырос я в Воронеже. И хотя в нашем городе есть университет, а в нем геологический факультет, о профессии геолога не Мечтал. Время было послевоенное, страна нуждалась прежде всего в строителях. И я поступил в строительный институт. Среди других дисциплин читали нам курс инженерной геологии, и читали блестяще. Вот тогда-то я и почувствовал, как зарождается во мне геологическая жилка. Укрепили веру в перемену профессии друзья с геологического факультета. Словом, со второго курса строительного я перешел на первый курс геологического факультета.
После института в 1952 году меня направили на Урал, чему я был рад. Работал на Северном Урале. Было всякое: мерзли отчаянно, оставались без продуктов, лодка перевертывалась в студеной реке — обычное дело. Мой личный опыт свидетельствует, что профессия геолога— это не столько романтика, хотя она, конечно, есть и нельзя ее пренебрежительно сбрасывать со счета, сколько тяжелый физический труд. И удача не столь часто посещает, как хотелось бы. Удачу надо ждать, наскоком ее не возьмешь. Надо усвоить все то, что сделано твоими предшественниками, хорошо, до тонкостей, изучить район, в котором работаешь, накопить свои идеи, а потом шаг за шагом — годами! — идти к тому, чтобы реализовать их. Чем труднее цель, тем радостнее и победа…
— Вас удача не обошла стороной. Вы являетесь обладателем редкого в нашей стране почетного знака «Первооткрыватель месторождения». За что конкретно вы получили его?
— За открытие месторождения россыпного золота.
Беседу вел Станислав МЕШАВКИН



Перейти к верхней панели