Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

О художнике Алексее Ивановиче Корзухине, уроженце рабочего поселка Уктусского завода близ Екатеринбурга, известно сейчас много. Публикации последних лет позволяют проследить его первые шаги на Урале, историю создания лучших работ — «Перед исповедью», «Отъезд из монастырской гостиницы», «Птичьи враги», «У краюшки хлеба».
С 1858 года он живет в Петербурге. Кто был там рядом с художником? Главную роль в становлении Корзухина как значительного мастера жанровой живописи сыграл Иван Николаевич Крамской.
Они были однокурсниками, но близости между ними поначалу не было. Ученики академии после занятий подрабатывали. Крамской ретушировал фотографии в ателье Тулинова и Девьера, а Корзухин копировал и подновлял иконы для личных церквей и киотов богатых вельмож и помещиков.
Где и когда возникла близость между ними? Скорее всего на вечерах сибирского землячества. Слушателе академии часто объединялись в различные кружки по общим интересам. В сибирское землячество входили прежде всего те, кто приехал из Сибири. В XIX веке Урал считался частью Сибири, поэтому и уральцы были непременными посетителями этих вечеров. Они собирались на квартире однокурсника Корзухина — иркутчанина Михаила Пескова. Корзухин в 1863 году написал его портрет. Не был заказан путь на эти вечера и другим, поэтому ходил туда и воронежец Крамской. Там, возможно, он и подружился с Корзухиным.
Не исключено и другое: они могли сойтись ближе в кружке Крамского. Среди тех, кто ходил в этот кружок, был земляк Крамского — профессор А. В. Никитенко. Это тот самый Никитенко, который руководил кандидатской диссертацией Чернышевского.
Впервые фамилию Корзухина упоминает Крамской в письме, адресованном Никитенко (1863 год): «…от Алексея Ивановича я только вчера добился, что он бывать не может…» Крамской вместе с Корзухиным должен был обучать сына Никитенко рисованию.
В знаменательный день — 9 ноября 1863 года Корзухин и Крамской были вместе. Этот день в истории русского искусства получил название «бунта тринадцати».
Из воспоминаний Крамского: «Входим. Ф. Ф. Львов прочел нам сюжет «Пир в Валгалле» — из скандинавской мифологии… После этого Бруни встал, подходит к нам для объяснения сюжета, как это всегда водится. Но один из нас, именно Крамской, отделяется и произносит следующее: «Просим позволение перед лицом Совета сказать несколько слов! …Мы два раза подавали прошение, но Совет не нашел возможность исполнить нашу просьбу; то мы, не считая себя вправе больше настаивать и не имея думать об изменении академических постановлений, просим покорнейше освободить нас от участия в конкурсе и выдать нам дипломы на звание художников». Несколько мгновений — молчание. Наконец Гагарин и Тон издают звуки: «Все?» Мы отвечаем: «Все» — и выходим, а в следующей комнате отдаем прошения производителю дел».
Заявления у всех «бунтарей» были одинаковыми. Все тринадцать написали: «Непредвиденные обстоятельства поставляют нас в необходимость прекратить академические мои занятия …вследствие чего я имею честь обратиться в Совет императорской Академии художников с покорнейшей просьбой удостоить меня звания классного художника по установленным для этого законам».
Спустя полвека искусствовед Александр Бенуа напишет об этом дне:
«Это был великолепный скандал, мятеж в стенах самого чопорного казенного учреждения, маленькая революция, показавшаяся, однако, настолько значительной, что о ней было запрещено писать в газетах».
Министр двора граф Адлерберг писал военному губернатору князю Суворову, а заодно и начальнику Третьего отделения князю Долгорукову: ;
«По высочайшему повелению имею честь сообщить об этом вашей светлости для зависящего распоряжения о негласном наблюдении за действиями сих молодых людей и направлением составленному им общества…»
О дальнейшей судьбе «тринадцати» писал сам Крамской:
«И так как мы крепко держались за руки до сих пор, то, чтобы нам не пропасть, решились держаться и дальше, чтобы образовать из себя художественную ассоциацию, т. е. работать вместе и жить».
Так возникла знаменитая «Артель художников», первое значительное объединение в русском изобразительном искусстве. Во втором номере газеты «Санкт-Петербургские ведомости» за 1864 год появилось объявление:
«Нижепоименованные художники имеют, честь довести до сведения публики, что они принимают» для исполнения художественные заказы… Желающих обратиться с заказами просят адресоваться в С.-Петербурге: в 17 линии д. № 4, кв. № 2. Классные художники Дмитриев, Шустов, Маковский, Песков, Вениг, Морозов, Корзухин, Журавлев, Петров, Кретан, Крамской, Лемох, Григорьев».
Они так и изображены на единственной совместной фотографии конца 1863 года.
Художники сняли общую квартиру в доме № 10 на Адмиралтейской площади. Там многие из артельщиков и жили. Жена Крамского вела общее хозяйство артели. Сам он постоянно бывал в отъезде, выполнял договорные заказы. Письма его, адресованные жене — Софье Николаевне, часто касались Корзухина. Спрашивает его мнение о своей работе по росписи храма; пишет по поводу успеха своего товарища: «Ишь какой Корзухин, на будущий год, пожалуй, и Академика царапнет».
В письмах Крамского имя , Корзухина в 1865 году встречается восемь раз. Это много, если учесть, что оно упоминается во всех известных нам письмах Крамского всего семнадцать раз. Отсюда становится ясным, что это год максимального .сближения двух художников. Хотя и прежней теплоты уже не было, но Крамской считал Корзухина «своим» и в ; 1868 году в письме М. Б. Тулинову он писал: «Сообщаю тебе, как человеку нам сочувствующему, что Корзухин на конкурсе в Обществе поощрения художников получил за свою картину «Канун Рождества» вторую премию. Все, значит, идем в гору».
Во второй половине 60-х годов в артели были организованы «четверги». На вечера приходили и художники, не входившие в артель — И. И. Шишкин, И. Е. Репин, Г. Г. Мясоедов.
Об этих вечерах написал И. Е. Репин в своих воспоминаниях:
«Через всю залу ставился огромный стол с бумагой, красками, карандашами и всякими художественными принадлежностями. Желающий выбирал себе по вкусу материал и работал… В соседней зале на рояле кто-нибудь играл, пел. Иногда тут же вслух прочитывали серьезные статьи о выставках или об искусстве… После серьезных чтений и самых разнообразных рисований следовал очень скромный, но зато очень веселый ужин. После ужина иногда даже танцевали, если бывали дамы».
Во второй половине 60-х годов многие члены артели обзавелись семьями и съехали с квартиры на Адмиралтейской площади. Одним из последних, в мае 1869 года, ее покинул Корзухин, сняв квартиру по Невскому проспекту в доме № 12. Туда же переместилось и управление артелью, так как Корзухин в это время был ее старостой.
Корзухин и Крамской задумали новое объединение — товарищество передвижных художественных выставок. Когда же в 1870 году подписывался устав нового общества, то только четверо из бывших артельщиков, кроме Крамского, подписали его. Среди них был и Корзухин. Но именно с этого времени начинается охлаждение между двумя художниками. Дружба их распалась, но они оставались добрыми знакомыми. В 1879 году Корзухин переехал в свою последнюю мастерскую в доме № 1/2 по Биржевому переулку на Васильевском острове. До самой смерти (1887 год) его близким соседом был Крамской.
В 1865 году коллеги по Петербургской артели художников преподнесли А. И. Корзухину в день его именин, 17 марта, памятный адрес. На рисунке в центре листа изображены члены артели в обычной для того времени среди них непринужденной обстановке.
Вспоминая именно этот вечер, И. Крамской писал своей жене через год: «А ведь у вас там сегодня, вероятно, пир горой — у вас именинник Алекс. Иван. Поздравляю его, он всегда проводит этот день высокоторжественно, да и,  вероятно, теперь тоже: по обыкновению и выпито и съедено много, да и гости, вероятно, посетили его. У него это так».
Действительно, в тот день пир стоял горой. На рисунке-адреса, исполненного артельщиком Дмитриевым-Оренбургским, изображены 12 бунтарей, так как тринадцатого — Пескова — уже не было в живых, а четырнадцатый — Литовченко,— рассорившись с о всеми, вышел из артели. В центре рисунка, возле уставленного всякой снедью стола, с фужером в руке — Корзухин. Его нежно поддерживает Фирс Журавлев. Это он же ведет спать и благословляет на сон грядущий захмелевшего Корзухина на рисунках внизу адресного листа. Здесь же, у стола, они составляют центр веселья, их окружают товарищи по бунту. Слева от них стоят Константин Маковский, Николай Дмитриев-Оренбургский, Кирилл Лемох и Александр Морозов. Напротив Корзухина, по другую сторону стола,— Николай Шустов, а рядом с ним — Иван Крамской и протягивающий бокал Александр Григорьев. Замыкают группу справа Василий Крейтан, Николай Петров и Богдан Вениг. Кроме артельщиков, на рисунке изображены их жены. Например, спиной к зрителю сидит С. Н. Крамская, рядом с которой стоит Н. В. Дмитриева-Оренбургская.
Наверху адресного листа есть еще один интересный рисунок: изображен о одиннадцать рук, разрезающих праздничный пирог. Сын художника утверждал, что по характерным чертам современники определяли, кому принадлежала каждая рука.
Заметим, что к тому времени в артели были уже художники, которые вступили в нее позже и не являлись участниками самого «бунта». Ни один из них на листе не изображен. Братство первоначальных бунтарей держалось на семейных торжествах замкнуто. В этом круге Крамской был вместе с Корзухиным.



Перейти к верхней панели