Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

На грани двух миров, живого и мертвого, посреди дремучего леса издревле векует в странной избушке, окруженной забором из человеческих костей, старая Яга. Временами злобная ведьма налетает на Русь, несет с собой мор людей и падеж скота, похищает детей. Иной раз и к ней заглядывают гости с Руси. Одних Яга пытается съесть, других привечает, помогает советом и делом, предсказывает судьбу. Имеет она обширные знакомства в живом и мертвом царствах, свободно посещает и то и другое.
Кто она, эта загадочная старушка, откуда пришла в русский фольклор, почему ее имя чаще встречается в сказках северо-восточной Руси?

ВОСПОМИНАНИЕ О ЗОЛОТОЙ БАБЕ
В давние времена, когда древняя языческая Русь под влиянием новой христианской религии сожгла на днепровской круче дубового истукана — мать-роженицу Ладу с ее сыновьями Лелем и Полелем, испуганно затаилось русское язычество, хоронясь на дальних окраинах, где в непроходимых дебрях последние волхвы еще сберегали старинных идолов.
Практичные персидские купцы, напуганные карами за идолопоклонство, повели караваны с посудой, оружием и украшениями хорасанской чеканки в далекий северный край, в Югру, где идолопоклонство еще процветало и где их товарам имелся достойный эквивалент — меха.
Новая христианская мораль отнюдь не мешала и хищным викингам в их кровавых набегах на соседей. Самый коварный и жадный из конунгов, привлеченный  сиянием югорских богатств, добрался до капища главной югорской богини Йомалы.
Не дремали и предприимчивые новгородцы, снаряжавшие в поход за пушниной в страны полунощные ватаги отчаянных смельчаков — ушкуйников…
Только в XII веке проникает христианская вера к вятичам, в вологодские земли, на берега Северной Двины и Камы. Еще позднее приобщатся к ней пермяне (зыряне), поклонявшиеся своей Йома-бабе. Умный подвижник Стефан Пермский, начавший обращать зырян в «истинную веру» в 1375 году, писал в гневе и отчаянии о населении Прикамья: «…Ни бога знающих, ни законов ведящих, молящихся идолам, огню и воде и камню и Златой Бабе и кудесникам и древью…».
Вот так впервые появилось на Руси письменное известие о югорском шайтане. Хотя о нем наверняка и раньше знали.
Вскоре не удовлетворились новгородцы малым достатком от промысла, захотелось всю Югру «под себя» взять, и в 1364 году пошли они через Камень (Урал) большим войском и, разделившись на две ватаги, стали воевать вверх и вниз по Оби.
Затревожились остяки и вогуличи за свою благодетельницу Бабу Золотую и унесли ее от устья Оби на полдень, в непролазные топи. И затаилась на время в болотной глуши Сорни-най, или Золотая Баба.
Не прошло и ста лет, а в холодные просторы Югории сквозь ущелья Каменного пояса лезет новая рать — московиты. Это по повелению царя Ивана III устюжанин Василий Скряба в 1465 году повел на покорение Зауралья дружину вольницы, угрожая пленением самой Золотой богини…
В мае 1483 года великий князь Московский вновь шлет на Югру войско под началом Федора Курбского Черного. Продирались сквозь урманы, минуя хитроумные ловушки, опасливо озирались на мрачных деревянных истуканов с намазанными кровью и жиром ртами и сложенными у ног костями животных; дивились странным избушкам на высоких ногах, остяцким могилам с надгробиями в виде домиков и многим непонятным, а потому страшным обычаям обитателей Югры. А по вечерам, сгрудившись вкруг костров, слушали рассказы о Золотой богине вогуличей, остяков и самояди — идоле суровом и добром, требующем жертвоприношений и исцеляющем недужных, насылающем мор на стада и помогающем от бесплодия женщинам, прорицающем будущее…
Не успела Югра отдохнуть от нашествия Федора Курбского и оправиться после выплаты ясака, как на самом севере, у морской луки, явился в 1499 году его сын Семен Курбский, князь Ярославский, с пятитысячным войском. Энергичные московиты, пробившись через снега и ущелья, вышли на просторы Северного Приобья и в короткий срок, покорив свыше тридцати укреплений и приведя к присяге югорских князей, возвратились восвояси, оставив потомкам в память «Указатель пути в Печору, Югру и к реке Оби». Сообщалось в нем о Лукоморье и Золотой Бабе: «Золотая Баба, то есть Золотая старуха, есть идол, находящийся в устье Оби, в области Обдоре, на более дальнем берегу… Рассказывают… что этот идол Золотая Баба есть статуя, представляющая старуху, которая держит сына в утробе, а что там уже виден другой ребенок, который, говорят, ее внук».
Разгоряченные рассказами летописцев о богатствах Югры и Сибири, жадные до чужих сокровищ европейские монархи вынашивали планы по захвату новых земель, искали смельчаков.
А уж на Руси появился такой герой, с именем, как удар меча — Ермак. Подстрекаемый промышленниками Строгановыми, сей славный сын отечества собрал вокруг себя дружину «буйственную и храбрую», с которой и переволок казацкие челны через Камень и сбросил их на сибирскую сторону в неторопливые воды Туры.
Слышал атаман о Золотом шайтане, которому к приходу казаков в Искер продолжали еще поклоняться необращенные татары и югричи. Ермак дальновидно не насаждает православия в занятых землях и терпимо относится к иноверцам, но понимает необходимость захвата в полон золотого кумира, обладание которым дало бы ему неограниченную власть над его почитателями.
И вот, весной 1583 года из Искера, столицы покоренной Сибири, казаки отправляются на север, к иртышскому
устью, собирать ясак с покоренных, воевать еще не покоренных и искать Золотую Бабу. В Демьянском (Нимьянском) городке казаки обложили Золотую Бабу, но захватить не смогли. Упорно бившиеся остяки сумели ее запрятать.
Немудрено, что иностранец Джильс Флетчер, бывший на севере России как раз в это время, не нашел ее на прежнем месте в устье Оби и с огорчением записал в своем сочинении «О государстве русском»: «…Но что касается до рассказа о Золотой Бабе или Яге-бабе, о которой случалось мне читать в некоторых описаниях этой страны, что она есть кумир в виде старухи, дающей на вопросы жреца прорицательные ответы об успехе предприятия или о будущем, то я убедился, что это простая басня».
Почти столетие простояла в Белогорском капище в устье Иртыша золотая богиня, ставшая Яхой-бабой (от ненецкого «яха», хантыйского «ега», «ёган», «юган», «аган», что значит — река), пока от новой угрозы не пришлось ей перебираться в непроходимые дебри на реке Конде.
Весной 1716 года тобольский митрополит Филофей Лещинский (схимомонах Феодор) по предписанию Петра I прибывает с миссией в Нахрачинские юрты в среднем течении Конды — село с церковью, но почитающее древних идолов. Настроенные против миссии вогулы во главе с горбатым шаманом Нахрачем Евлаевым, не желая отступать от своей веры, то угрожали миссии, то  предлагали, окрестив и возложив на идола крест, поставить его в церкви среди икон. Когда переговоры не принесли успеха, нахрачевцы внешне приняли христианство, а в душе остались язычниками. «Нахрачевцы,— писал протоиерей Сулоцкий,— были самые лукавые из новокрещеных, отдавая Филофею (Федору) своего идола, отдали ему подмененного, а своего многочтимого укрыли в лесу».
Шаман Нахрач поплатился за это жизнью, став одной из жертв Яхи-бабы.
Сокровенное место, где обрела свое новое пристанище Золотая Баба, охранялось стражей в красных одеждах. Никто кроме главного шамана не имел права входить в кумирню, чтобы узнать волю идола, который, по словам вогулов, если требовал жертвы, то издавал голос младенца. Не известно, слышал ли этот крик отважный полковник Григорий Новицкий из свиты Филофея Лещинского, упорно искавший в кондинской тайге Золотую Бабу и ставший ее последней жертвой. Убитый вместе со священником Сентяшевым при неясных обстоятельствах, он так и не успел довести до конца свое «Краткое описание о народе остяцком».
Надежно схороненная в безбрежной тайге, с тех пор навеки сгинула со света Золотая Баба — Сорни-най. Но, по суевериям обских угров, никто не может исчезнуть бесследно, не оставив на земле своего антипода, призрака, который бродит незаметно среди людей, причиняя им горе и всевозможные неприятности, лишь иногда появляясь в виде тени.
Такой двойник остался и после Золотой Бабы. Имя ему — Баба-Яга. Попробуем обосновать это предположение.

В ТРИДЕВЯТОМ ЦАРСТВЕ
Если упомянутое свидетельство Джильса Флетчера, отождествившего Золотую Бабу и Ягу-бабу, принять за кончик путеводной нити, то, терпеливо разматывая путаный клубок, можно прийти к выводу что сказочный образ Яги возник в русском народном творчестве как результат многовекового взаимодействия славянской и финно-угорской культур.
Несомненно, что проникновение русских в Югру и Сибирь оказало заметное влияние на формирование образа Яги в русских сказках. Купцы-первопроходцы, казаки, дружинники принесли на Русь те необыкновенные сведения о жизненном укладе, обычаях и верованиях Югры, которые в сочетании со славянской мифологией и фольклором стали впоследствии волшебными сказками о Бабе-Яге.
В народных русских сказках, собранных в прошлом веке Афанасьевым, югорские мотивы проступают достаточно отчетливо.
В сказке о Василисе Прекрасной мать, умирая, говорит дочери: «Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу, береги ее всегда при себе и никому не показывай, а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета». Начало этой сказки о Бабе-Яге имеет явно югорские корни.
У хантов и манси (равно как и у ненцев и других северных народов) существовал обычай делать кукол-иттарм — вместилища душ умерших, которые живут в куклах, пока не возродятся в каком-либо ребенке. Куклу из дерева одевали и ставили на постели умершего. Во время еды к ней в первую очередь придвигали кусочки пищи. Кукла считалась противоположностью двойника покойника, который может причинять вред семье умершего. Кукла охраняет от двойника юрту. В упомянутой сказке кукла — вместилище души матери — помогает Василисе победить Ягу.
Возможно, представление, что душа человека, заключенная в деревянной кукле-иттарме, должна возродиться в новорожденном, проявило себя в другой русской сказке — о Терешечке и ведьме: «…Старик со старухой сделали колодочку, положили в люлечку, завернули в пеленочку и вместо колодочки стал расти сынок Терешечка… Отец сделал ему челночек. Терешечка поехал рыбу ловить…». Последняя деталь еще раз подтверждает северное происхождение сказки: рыбная ловля с малых лет — главное занятие народов манси и ханты.
Постоянное место обитания Яги — дремучий лес. Живет она в маленькой избушке на курьих ножках, такой маленькой, что лежа в ней Яга занимает всю избу. Подходя к ней, герой обычно говорит: «Избушка-избушка! Встань к лесу задом, ко мне передом!». Повернется избушка, а в ней Баба-Яга: «Фу-фу! Русским духом пахнет… Ты, добрый молодец, от дела летаешь или дела пытаешь?». Тот ей и отвечает: «Ты, старая, прежде напой-накорми, а потом про вести спрашивай».
Несомненно, что сказка эта родилась среди людей, хорошо знакомых с бытом обских угров. Фраза о русском духе попала в сказку не случайно. Деготь, широко применявшийся русскими для пропитки кожаной обуви, сбруи и корабельных снастей, раздражал чуткое обоняние таежных охотников, употреблявших для пропитки обуви гусиный и рыбий жир. Нашел отражение и обычай северного гостеприимства: гостя полагается сначала накормить.
Таинственная избушка на курьих ножках — не что иное, как широко распространенный на Севере тип хозяйственной постройки — лабаз или чамья. Рубленый, на высоких гладких столбах, амбар-лабаз — почти единственный для таежника способ сохранить снасти и припасы от мышей и хищников. Небольшие охотничьи лабазы делаются иногда на двух-трех высоко спиленных пнях — чем не курьи ножки! Ставятся «к лесу задом, к путнику передом», чтобы вход приходился со стороны дороги или лесной тропы. Еще больше похожи на сказочную избушку небольшие, «без окон, без дверей», старинные культовые амбарчики в ритуальных местах — урах. В них иногда хранились куклы-иттармы в меховой национальной одежде. Кукла занимала собой почти весь амбарчик, может, именно поэтому в сказках всегда мала избушка Бабе-Яге. Вернее, бабе-в-яге, поскольку у хантов и манси ягой называется меховая шуба. Некоторые идолы вместе с ритуальными шаманскими принадлежностями хранились в культовых избушках наряженными в дорогие одежды.
Вокруг избушки Яги всегда валялись кости и черепа. Это объясняется тем, что в древности в священных местах, где находились идолы хантов, манси и ненцев, совершались священные ритуальные жертвоприношения животных. Мясо съедалось, свежей кровью мазали лицо идола, Кости складывались, а черепа развешивались на стенах лабаза, окружающих деревьях или заборе. Ритуал жертвоприношения и употребление аборигенами Приобья в пищу сырой рыбы, мяса и теплой оленьей крови послужили причиной превращения в сказках безобидной бабы-в-яге в кровожадную людоедку Бабу-Ягу.
В мансийском фольклоре встречаются туманные намеки на местонахождение Золотой Бабы (Сорни-най) в лесу, в избушке на лосиной ножке. (Лосиная нога так же привычна для манси, как для русского — куриная). Одну такую песню услышал и записал мансийский поэт Юван Шесталов:
Вся в соболях, в шелках. Сережкой
Ей служит ранняя луна.
В избушке на лосиной ножке
Который век совсем одна…
Она зовет меня смелее!
И приближается ко мне.
Я словно ветка пламенею
На обжигающем огне…
И наконец-то я сгораю
И человеком становлюсь…
Сгореть на священном огне, чтобы стать человеком! Не эта ли мысль заложена в основу сказки о племяннице Бабы-Яги — Царевне-Лягушке?
Немало югорских мотивов и в других русских сказках. В одной из них, так и названной «Баба-Яга», девочка, посланная к Бабе-Яге за иголочкой, прежде чем идти, заходит к своей тетушке и та учит ее: «Там тебя, племяннушка, будет береза в глаза стегать — ты ее ленточкой перевяжи, там тебе ворота будут скрипеть и хлопать — ты подлей им под пяточки маслица, там тебя собаки будут рвать — ты им хлебца брось, там тебе кот будет глаза драть — ты ему ветчинки дай…». Умилостивительные жертвы животным были широко распространены среди всех языческих народов, а вот обвязывание березки ленточкой — отголосок типично югорского культового ритуала.
Угры поклонялись деревьям, полагая, что на них живут духи. Береза считалась женским священным деревом. Место у березы ханты называли «порылитыхор». Перед тем как Пойти на священное место, женщина шила маленькую куколку. Перед березой ставили пищу, а на ветви вешали ленточки и тряпочки. По окончании ритуала куколок закапывали вместе с жертвоприношениями под березой.
Хр. Лопарев в приложении к своей книге «Самарово» (Спб., 1896 г.) приводит словарь хантыйского языка. Русское слово «река» в нем соответствует хантыйскому «ега». В этой связи небезынтересно будет вспомнить, что в вятских сказках Яга именуется не иначе, как  Еги-боба, Егибисна, Егибиха, Егибишна. В северном варианте сказки о Терешечке под названием «Ивашко и ведьма» читаем: «…Потом приходит вот эта самая Егибиха (нечисты-то вот эти самые в озерах живут, в лесах живут) и говорит: «Ванюша, Ванюша! Подъедь-ко ты к бережку: а вот тебе каша масляная!».
Интересно в упомянутом сборнике то, что во всех сказках народных сказителей Яга именуется — Егибоба, Егибиха, Егибиптна, а в сказке, рассказанной священником О. В. Покровским,— уже Баба-Яга.
Подтверждение генетической близости Золотой Бабы и Бабы-Яги можно отыскать и в самих сказках. В сказке о Иване-Царевиче и Белом Полянине Баба-Яга ходит на золотой ноге. Разноногость Яги как наследственный признак переходит из сказки в сказку. У Яги нога серебряная, костяная или глиняная, но нигде не хромая. Глиняная нога, по-видимому, имеет самую давнюю историю и связана с одинаковым в древности у славян и угров языческим культом медведя. В древних финно-угорских могильниках на территории Ярославского Поволжья неоднократно находили глиняные лапы медведя, несомненно имевшие какое-то культовое, пока неизвестное нам значение. Культ медведя как священного животного у обских угров дошел почти до наших дней, а у славян как воспоминание о нем остались сказки о медведе на липовой ноге и Яге-глиняной ноге. У хантов принято называть медведя иносказательно — старик, по-хантыйски «ике» или «иге». Шкуру медведя с головой и передними лапами хранили в ритуальных лабазах на «курьих ножках».
Кроме того, в фольклоре обских угров злой лесной дух Комполен (хумполен — лесной человек) наделяется разными ногами. Духовная сестра русской Яги, югорская лесная богиня, хозяйка всех лесных зверей, посылающая удачу лесным охотникам, тоже разноногая. В песне она описывается так:
…Дочь лесного бога, дочь лесного бога,
Вот она стоит.
Одна нога лосиная,
Другая человечья.
По описаниям Герберштейна, Золотая Баба представляла собой статую в виде старухи, которая держит сына в утробе. Не эта ли непонятная непосвященным символика на фоне россказней досужих людей о каннибализме самоедов послужила поводом для сказок о Яге — кровожадной похитительнице детей? Непонятная символика олицетворяла великую тайну природы — тайну продолжения человеческого рода, веру древних, что в теле каждой женщины скрываются дети, а в девочках, которые еще не родились, — еще меньшие дети, и так до бесконечности.
В некоторых источниках указывается, что если идол требовал жертвы, то издавал голос младенца. В окружении Сорни-най были и священные идолы — Золотой Гусь и Золотой Лебедь. Может быть, похищенного Ивашечку уносили к Гусю-Лебедю и Бабе-в-яге? На этот вопрос еще предстоит найти ответ.
Выше уже говорилось, что Сорни-най почиталась и как богиня-властительница зверей, помогающая промыслу. Ее тень или, выражаясь образами югорской демонологии, двойник — Яга (яха)-баба — тоже хозяйка зверей, имеющая над ними неограниченную власть. В сказке о Кощее младшая Яга говорит о старшей: «…есть у ней на то ответчики: первые ответчики — зверь лесной, другие ответчики — птица воздушная, третьи ответчики — рыба и гад водяной…». На культовых пластинах пермского звериного стиля немало изображений богини в окружении этих животных.
Некоторые ученые объясняют появление Яги в русских  волшебных сказках тем, что с возникновением земледелия и земледельческой религии вся лесная религия превращается в этакую нечисть, мать и хозяйка зверей — в ведьму. Это прямой путь к таким богиням, как Кибела, к Артемиде, сопутствуемой животными, и др.
Н. С. Трубецкой в статье «К вопросу о Золотой Бабе» тоже сравнивает ее с Артемидой, считая, что она эволюционировала от покровительницы охоты к богине плодородия. Основываясь на этих предположениях и вышеизложенных аргументах, мы можем с достаточной долей уверенности прийти к выводу о близком, кровном родстве Золотой Бабы и Бабы-Яги. Во всяком случае, можно согласиться, что славянская и финно-угорская культуры, соседствуя, взаимодействуя и взаимно обогащаясь на протяжении тысячелетий, вызвали к жизни неординарный фольклорный образ вечной старушки — Бабы-Яги.
Мы можем только предполагать, как зарождались сказки, ведь минули века. В наше бурное время под напором научной фантастики, мультфильмов и телевидения забываются старые сказки. Не забыть бы совсем.



Перейти к верхней панели