"Подставка Луны"

Буря на озере Тургояк
Вечерело. Заходящее июльское солнце багровыми отблесками отражалось в про­зрачной воде озера Тургояк. Солнце по­золотило верхушки стройных сосен на скалистом берегу.
На берегу озера, на распутьи двух тропинок, уходящих в горы, стояли три молодых парня и ожесточенно спорили.
Собственно спорили только двое,— Павел и Леонид, а третий — здоровый детина с копной рыжих волос, Миша — сидел на берегу и меланхолически бро­сал гальки в воду, совершенно безучастно относясь к спору, который раз­горался все яростней из-за того, куда свернуть— вправо или влево.
— Ну, теперь вам до утра хватит,— лениво пробурчал рыжий парень. Он прицелился и ловко пустил плоскую гальку рикошетом. Галька запрыгала по воде. По поверхности расплывались зе­леноватые круги.
В разгар спора из леса вынырнул пар­нишка лет тринадцати, с пестерем за плечами, в домотканном пиджаке и лап­тях. Был он белобрыс и вихраст.
Он остановился и молча слушал, как спорят два человека, забыв все на свете.
Затем подошел к ним вплотную и сел рядом с Мишей. Спорщики его даже и не заметили. Они вынули блокноты и чертили в них направление лесной тропы.
Мальчик тронул Мишу за плечо. Тот лениво обернулся.
— Што это они спорят?
— Горячие. Перепутали все и спорят, по какой тропе в Куштумгу итти.
— Я сам оттудова. Вон по той надо,— и парнишка указал направо.
Тогда Миша неторопливо поднялся на ноги и подошел к спорившим.
— Крышка. Довольно болтать. Про­ водник нашелся.
Ребята разом обернулись.
— Ты откуда взялся?— стремительно заговорил Ленька.
— Из Куштумги.
— Вот нам туда-то и надо, а потом на Таганай. Проведи нас по этим местам, а мы тебе заплатим. Отец тебя отпустит?
— А што ему меня держать. Я дома мало живу. Все по лесам хожу.
Соглашение состоялось. Понукаемый товарищами, Миша одевал рюкзак на плечи.
…Три челябинских студента: Леня Костомаров, Миша Дубровин и Паша Соколов сговорились пройти за время каникул пешком по Южному Уралу. Они слышали от многих, что Южный Урал по праву считается советской Швейцарией.
Сборы были недолги. Доехав поездом до Миасса, дальше двинулись пешком.
В Миассе, в краеведческом музее, им посоветовали до Златоуста итти тро­пинками прямо через горы по маршру­ту: Миасс — озеро Тургояк — Куштумга — Таганай — Златоуст.
Заведующий музеем, ходивший по этим местам десятки раз, подробно объяснил им направление тропинок и даже нари­совал план.
— С планом вы не собьетесь с пути,— сказал он на прощанье.— Обязательно идите по этому маршруту. Вы увидите самые интересные места на Южном Урале.
С помощью этого плана ребята пришли к вечеру в большое село Тургояк, расположенное на берегу одноименного озера, в 20 километрах на запад от Ми­асса.
Переночевав в доме отдыха на берегу озера, с утра начали осматривать окрестности. Их восхищению не было границ.
Не даром за озером Тургояк  ходит слава самого красивого на Южном Урале.
Окруженное горами и морем леса, на двенадцать километров в длину и шесть в ширину раскинулось это глубокое го­лубое озеро.
Вода его, имеющая радиоактивные свойства, настолько чиста и прозрачна, что с лодки простым глазом видно, как на дне плавает рыба. Дно усеяно песком и мелкой галькой. Озеро славится обилием рыбы — главным образом, окуней и щук.
Ребята не устояли против соблазна покататься по озеру. Наняв у рыбаков лодку, они быстро отчалили от берега. Двое гребли, а Миша мирно дремал на корм е лодки. Скоро показался маленький скалистый островок „Вера“. Причалив к нему, они нашли там рыбаков из Тургоякского колхоза. Рыбаки угостили их свежей ухой и рассказали, что около другого берега на Пинаевском острове раньше был кержацкий скит и сейчас еще сохранилась пещера, в которой жил когда-то отшельник.
Осмотрев островок „Вера», ребята решили отправиться туда.
— Смотрите, ребятки,— предостерег их старый рыбак,— время к вечеру. Как бы буря не поднялась.
— Ерунда!— возразил Леонид.— Мы не маленькие.
— Ну, как знаете!
Оттолкнув лодку от берега, ребята отправились дальше. А небо и в самом деле нахмурилось. Лодку уже подбра­сывали набегающие волны. Грести ста­новилось все труднее. Издалека доносились раскаты грома.
В бурю озеро Тургояк становится не­ узнаваемым. Высокие волны с разбега бешено бьются о скалистые берега. Бу­шует озеро, пытаясь вырваться из коль­ца гор. Горе неопытному человеку оказаться на озере в разгар бури. Ежегодно здесь гибнут зазевавшиеся новички.
Миша не на шутку перепугался. Боль­шие волны высоко подбрасывали лодку. О зеро потемнело. Далекий берег скрылся из глаз. Назад было вернуться нельзя — ветер гнал лодку к противоположному берегу. Сверкнула молния, загремел гром, прыгали волны, и ребята в страхе ежились под потоками дождя.
Когда уже до Пинаевского острова осталось недалеко, на лодку обрушилась огромная волна. Мише показалось, что она была не меньше двухэтажного дома. Он инстинктивно бросился на дно лодки, выпустив из рук кормовое весло.
— Что ты делаешь?— закричал Лео­нид.
Но было уже поздно. От резкого толч­ка лодка, ставшая боком к волне, опро­кинулась, и ребята очутились в воде. Лихорадочно работая руками и ногами, они поплыли к острову.
— Выбрасывай камни!— хрипло крик­нул Павел.
Плывя на спине, ребята торопливо вы­брасывали из карманов камни, собран­ные на острове „Вера“.
Плыть стало легче. Лодка исчезла, увлекаемая вдаль.
Отчаянными усилиями борясь с волна­ ми, ребята с трудом добрались до ост­рова.
Стоя на скалистом берегу, они наблю­дали разыгравшуюся стихию. Стемнело.
— Ну, робинзоны!— обратился к ним Леонид.— Придется здесь ночевать.
— Небольшое удовольствие ночевать под дождем,— проворчал Миша.
— Сам виноват. Зачем опрокинул лодку,— упрекнул его Леонид.
— А пещера! — вспомнил Паша.— Давайте-ка поищем ее, пока ночь не на­ ступила.
Не меньше часу, спотыкаясь о камни, бродили в темноте, отыскивая пещеру. Попали в болото и еле выбрались из него, пробираясь в камышах. Продрогли, потеряли всякую надежду найти пещеру.
— Ребята, огонь! — закричал вдруг Павел.
И в самом деле, невдалеке, прорезая тьму, сверкал огонек. Ребята бегом бро­сились туда и вскоре очутились у входа в пещеру. В камельке горел огонь. Ши­рокоплечий, густобородый, лохматый старик сидел у огня и варил уху.
Когда вошли ребята, он поглядел на их мокрую одежду и усмехнулся.
— Искупались?
— И скупались, дедушка! — хором от­ветили ему потерпевшие крушение.
— Ну ничего. Хорошо, что не утонули. Раздевайтесь. Сушите одежду, да сами грейтесь.
Угостил их ухой, разговорился. К со­гревшимся ребятам вернулось хорошее настроение. Они засыпали старика во­просами.
— Тургояк, это тебе не простое озеро. Чуть не угодил ему — утопит беспременно. Разгуляется, разбушуется — беда. Видно у вас, ребятки, богатое счастье — спаслись, а то бы тут вашей жизни к конец, — говорил дед.
— Дедушка, а ты откуда будешь?
— Крапивин я. Тут за горой Куштумга есть. Может, слыхали?
— Туда мы и пробираемся.
— Ну дак вот я оттудова родом.
— А как сюда попал?
— Рыбачил. Живу я наискосок, на берегу, смолу курю да рыбу ловлю.
Поговорили еще немного со стариком, высушили одежду и легли спать. После пережитого волнения спалось крепко.
Утром Крапивин разбудил их.
— Ну, ребятки, поехали на берег.
Подплывая к смолокурке, ребята об­радованно вскрикнули. На берегу лежала лодка, на которой они вчера потерпели крушение.
— Вишь ты, на берег выбросило. Э, да это кумова лодка-то!— заметил старик.
Ребята обрадовались.
— Дедушка, ты переправь ее хозяину. А то он, наверное, ругается.
— А што нереправлять-то. Он ко мне часто ездит. Приедет и возьмет.
— Значит, лодка не пропадет?
— Знамо, нет.
Крапивин показал им свою смолокурку.  Смолокурка была маленькая, самого простого устройства. Смолье и бересто для курения смолы и дегтя он добывал тут же, в лесу. Старик почти круглый год проводил на берегу озера, изредка наведываясь в деревню.
— Здесь вольготнее жить. Ругаться не с кем. Обидеть тоже некому.
— Ане скучаешь?— спросил его Ленька.
— А што скучать-то?— Тут места веселые. Посмотри-ка кругом. Глаза ра­дуются — такой тут простор. Нет, я не скучаю.

На лодке вдоль берега
Понравились Крапину веселые ребята, и он предложил попутным делом повезти их вдоль берега Тургояка на Озерские печи.
— Не пожалеете. Увидите хорошие места. А после обеда пойдете дальше в Куштумгу. Поехали?
Ребята с радостью согласились. Пред­ложение старика давало им возможность лучше осмотреть берега озера.
Озеро было великолепно. Освещаемое утренним солнцем, оно ослепительно сверкало. На берегу высились стройные высокие сосны, перемежаемые кудря­выми березами. За поворотом увидели, как в зеленом уборе лесов высится круг­лой вершиной гора.
— Это что за гора?
— Пугачевской называется.
— А разве Пугачев здесь проходил?
— Сам не видал, а деды сказывают, что тут его помощник с войском стоял. К нему со всех сторон мужики шли, которые обиженные были. Сказывают, хо­роший человек был, помощник-то. Строгий, но справедливый. Богатых не мило­ вал, но бедных любил. Грамота ему была такая от самого Пугачева. Вот с тех пор гора так и называется.
Крутой берег постепенно понижался. Сосновый лес сменился лиственным. Вскоре лодка повернула в узкий залив. Крапивин указал на дым, вьющийся над деревьями.
— Озерские печи. Заедем к брату — он нас обедом накормит.
Минут через десять пристали к берегу.
В двухстах саженях от берега распо­ложились над озером Озерские печи. В сосновом бору беспорядочно раски­нулся десяток изб, а повыше вытяну­лись в ряд восемь углевыжигательных печей. Около них стояли длинные по­ленницы заготовленных дров, а в уголь­ных сараях и просто в отвалах лежал выжженный уголь. Зимой, по первому санному пути, углевозы повезут его на Златоустовские домны.
— Дедушка, расскажи нам, как выжи­гается уголь,— попросил Леонид.
Крапивин подвел их поближе к печи.
— А вот смотрите сами. В печь са­жают дрова березовые там или сосно­вые или еще какие. Когда насажена, ее наглухо закрывают и все щели замазывают, чтобы продуха не было. Не дай бог, если продух где-нибудь окажется — все дрова начисто сгорят, тогда начи­най все сначала. Тут зоркий глаз нужен. Ну, ладно. А внизу, под печью, уст­роена топка. Кочегар ее бесперечь топит, чтобы был одинаковый жар Дрова-то, значит, не горят, а томятся и помалу превращаются в уголь. Пока из дров не потечет сера по желобку, все топит кочегар свою топку. А когда потекла сера — тут уж довольно топить. Начи­нает печь остужать. Дрова уж е сделались углем. Через двое суток печь открыва­ют и начинают выламывать уголь. А по­том сызнова садку дров делают.
— А как раньше уголь жгли?
— Раньше-то? А тогда никаких пе­чей не было. Уголь мы жгли в кучах.
— В каких кучах?
— А это вот как делалось. Кладется несколько рядов дров, поленницы в роде. Их плотно закрывают свежим дерном, а сверху засыпают землей и утаптыва­ют. Получается высокая куча. У нее тоже есть вроде топки. Ну, вот сидишь и караулишь, как томятся дрова, как из березового полена делаются угольки. Только в кучах хуже получается. Часто дрова загораются и приходится тушить пожар. Так, бывало, все лето и жи­вешь в лесу. Дрова рубишь да кучи жжешь.
— А это не опасная работа?— спро­сил Миша.
— Как тебе сказать. Ничего такого ровно нету. А бывают, конешно, и тут случаи. Помню, еще молодым когда был, утаптываю землю на куче, а в дерне-то, видать, щель появилась, али вовсе это место не заложили. Топтал, топтал, а потом не успел голосу подать, как провалился с головой меж поленниц в са­мую середину кучи. Провалился и сижу. Позвать некого — моя куча в стороне была. Сам выбраться тоже не могу. Так я весь день и целую ночь и просидел в куче. Боялся все, как бы кто топку не зажег. Только на другой день, когда мой парнишка принес мне обед из дерев­ ни и позвал на помощь людей, выбрал­ся я из кучи весь исцарапанный. А так опасного нет ничего. Бывает, обжи­гаются маленько, ну так это из-за себя. Не гляди по сторонам.
Осмотрев печи, ребята стали соби­раться в путь.
— Идите по тропе вдоль озера,— сказал им на прощанье Крапивин.— А как дойдете до речушки, поворачивайте на­ право. Перейдете через гору— там будет тракт.
— Спасибо тебе, дедушка, за добрую встречу,— сказал ему Паша, крепко по­жимая руку.
— Не за што. Заходите еще, коли путь будет.
Тропа вилась вдоль берега. С веселой песней ребята быстро шагали вдоль берега. По дороге они искупались в малень­ком заливе. Купаться было очень приятно. Вода теплая. Дно чистое, не­ чем ногу ушибить — все устлано песком и мелкой галькой. Выкупавшись, долго лежали на песке.
Но вот солнце стало склоняться к закату.
— Пора и в дорогу,— забеспокоился Леонид.
И снова все трое зашагали по изви­листой тропе.
Вскоре они дошли до быстрой речуш­ки которая ж урчала в камнях и с обрыва низвергалась в озеро. Все невольно, очарованные, остановились и долго на­блюдали за тем, как сверкает на солнце падающая вода.
— А красиво же здесь, ребята!— вос­кликнул Павел.
— Здорово,— подтвердил Леонид.— Однако, пошли дальше!— И он, повернув по тропе налево, решительно зашагал в гору.
— Куда? Куда ты пошел?— закричал Павел.— Направо надо.
Ленька остановился.
— Ничего подобного,— возразил он. У тебя, верно, память отшибло. Старик сказал, что надо свернуть налево.
Тут-то и разгорелся жестокий спор, описанный нами вначале, и только не­ожиданное появление парнишки прекра­тило препирательства горячих спорщи­ков.
Нанятый ими в проводники, он уверен­ но повел их по тропе. Перевалили через гору и вышли на зимний тракт. Уже стемнело, когда Володя Кирьянов (так звали порнишку) привел их в деревню Куштумгу.

Киалима и Тесьма
У самого подножия Уральского хребта, закинутая в глухие леса, окруженная высокими горами и топкими болотами, стоит на косого­ ре маленькая деревушка Куштумга.
В ней всего только 120 дворов, хотя основались здесь жители око­ло 1760 года, когда строился туль­ским купцом Мосоловым Златоус­товский завод. Пригнали тогда семь семей крепостных сюда, в непрохо­димую тайгу, и сказали:
— Живите здесь. Работайте. Дрова рубите, да уголь томите. А убе­жать вздумаете— пощады не дадим.
С тех пор и живут здесь лесо­рубы. Лес их кормит, одевает и согревает.
На 120 дворов — всего только 10 фамилий. Все коренные, давниш­ние. Одних Волокотиных— 31 двор.
Со времени основания деревни лесорубы и углевозы работаю т на Златоустовские домны, что распо­ложены в 25 километрах, по ту сто­рону Уральского хрета.
Хлеба не сеют, потому что вокруг горы, непроходимые леса да боло­та — непригодные места для посе­вов.
Колхоз здесь особенный—лесной.  Уголь, дрова, баклушки, деготь, смола — вот что производит он. Да еще продает возами малину и брус­нику на городском рынке. Ягоды здесь всякой множество: малина, брусника,, черника, земляника, голубика, клюква.
Лесом да ягодами и живут лесорубы.
Около самой деревни, на берегу реч­ки Куштумги, у Вороньего омута, рас­ положились углевыжигательные печи, построенные уже после революции. А дальше, среди лесов, по течению малень­ких горных речек, стоят печи Сухокаменские, Индаштинские, Озерские и Галовские. Зимами со всех пяти пе­чей окрестные углевозы везут через Уральский хребет древесный уголь на Златоустовский завод.
Солнечным утром вышли ребята из  Куштумги по тракту на север, направ­ляясь на Таганай. Вел их шустрый пр­оводник Володя Кирьянов. Он охотно сообщал им сведения о местах, по ко­ торым они проходили. Ему нравилось, что взрослые разговаривают с ним, как с равным. Дорога вилась над речкой, скры ваю щ ейся в зарослях черемухи и тальника, вдоль Варгановой горы.
Когда они дошли до волокитинской дороги, Володя показал им на хребет.
— Вон там, за хребтом, из болота две речки в разные стороны бегут.
— Так это значит здесь водораздел?— спросил его Павел. И ребята вспомнили рассказ миасского краеведа.
Около самого хребта, на плоскогорьи, раскинулось большое болото. Из него вытекают две маленькие речки — Большая Тесьма и Киалима. Выйдя из одно­го болота, они, как поссорившиеся, текут в разные стороны. Недаром сложена о них такая легенда.
В далекие времена, когда на Урале звери редко видели человека, когда на сотни верст вокруг не было никаких поселений, на этой горе жили две речки-сетры — Киалима и Тесьма.
Жили они дружно, текли рядом и ни­когда не ссорились. В ясную погоду улыбались, отражая в себе яркие при­брежные цветы и голубое небо. Играли с каменными россыпями, с разбега бро­сались на скалы, падали с них стреми­тельно вниз, сверкая брызгами на солнце.
Иногда приходил сюда высокий, стройный лось — смелый и красивый вожак. Он приводил сюда на водопой свое стадо и здесь оно отдыхало. Вожак купался в воде речек-сестер. Весело и хорошо шла жизнь.
Но вот полюбила Тесьма красавца лося сильной любовью. И она сказала лосю:
„Люби меня одну. Не ходи к Киалиме — вода моя мягче и вкуснее. Берега мои красивее. Когда тебе придет время вести стадо на север, я скроюсь под землю и ты проведешь стадо, не замо­чив копыт“.
Увлекла его Тесьма жаркими слова­ ми. Показалось вожаку, что и в самом деле Киалима — плохая речка, и перестал он водить свое стадо на ее берега.
Заскучала Киалима. Огневалася.
Когда уводил вожак свое стадо на север, Тесьма бросилась под землю и обнажила свое русло, и все лоси прошли, не замочив копыт, и скрылись в лесу.
Когда ушли лоси, Тесьма решила сно­ва вернуться на белый свет, в свое русло.
Но не тут-то было.
Киалима завалила выход огромной скалой. Испугалась Тесьма. Заплакала. Куда ни кинется — нигде ходу нет.
Попала она навеки в сырую и темную подземную тюрьму.
Стала Тесьма у сестры пощады про­сить. Год плакала — наконец, разжалобила сестру. Выпустила она ее на белый свет, но через глиняный грунт, за пять верст от своих берегов.
Вышла Тесьма на волю и не радуется. Испортила Киалима, сестра-соперница, ее красоту. Берега у нее стали вязкие, бо­лотистые, а воды ее — желтые, грязные. Разгневалась она и повернула в другую сторону от сестры.
На другой год снова привел вожак  свое стадо. Поглядел он на Тесьму, сразу разлю­бил ее и повел лосей прочь. Звала, при­глашала его к себе Киалима — но не пошел лось и к Киалиме.
Гордо шел он на восток, не оборачи­вая головы назад.
С тех пор Киалима и Тесьма стали врагами и текут в разные стороны — первая по одному склону, вторая —  по другому склону Таганая.
Так в поэтической форме объясняет легенда водораздел в этой горной т о ч ­ ке Уральского хребта. Пути этих речек таковы:
Тесьма впадает около Златоуста в Ай, Ай — в Уфимку, Уфимка — в Белую, Белая — в Каму, Кама — в Волгу, Волга — в Каспийское море.
Брось в Тесьму кедровую шишку, и, если она по пути нигде не застрянет, уральские воды унесут ее в далекое Каспийское море, в незнакомые, теплые края.
А Киалима убегает от сестры на север, Она впадает в Миасс, Миасс— в Исеть. Исеть — в Тобол, Тобол — в Иртыш, Иртыш — в Обь, а Обь несет свои холодные воды в Северное полярное море, где о берег бьются сверкающие льдины.
И может быть и сейчас упавшая в воды Киалимы другая кедровая шишка вмерзла в льдину и плавает в холодных северных просторах.
Так разошлись пути двух горных ре­чек.
Ребята перешли шаткий мост, пе­рекинутый через речку Куштумгу. Здесь она, резко повернув на север, идет уз­ кой долиной между Варгановой и Крас­ноглинной горой, чтобы около Исыльското бугра вырваться из плена гор и кинуться в дремучие леса на восток.
Здесь путники задержались ненадолго. Они тщательно осмотрели бугор, где увидели залегание слюды. Блестящие слюдяные плитки валялись на земле.
— Мы, когда ходим по малину, берем с собой эту слюнбу играть,— сообщил Володя.
— Не слюнбу, а слюду,— поправил его Ленька.
— Ну, все равно. Она красивая. Здесь ее француз в японскую войну добывал, а потом што-то бросил. А то прямо ящиками куда-то ее отправлял.
Записав в блок-нот местоположение залежи, ребята тронулись дальше.
С Исыльского бугра они спустились в красивую березовую рощу. Все березы казались одетыми в белые чистые халаты.
За рощей показались Сухокаменские печи. Они ничем не отличались от ос­тальных. Осмотрев их и пообедав, тро­нулись дальше. Дорога стала поднимать­ ся вверх. В семи километрах от печей они взошли на Филинский стан, как раз на перевале. Здесь, около Гранитного утеса, устроили короткий отдых. И сно­ва, входя в роль опытного проводника, Володя сообщил им.
— Тятька сказывал, што он здесь робил пять годов тому назад.
— А что он делал здесь?
— Гранит добывали. Инженерша ка­кая-то тут распоряжалась.
— Тут, наверное, не только гранит в земле спрятан,— сказал Леонид, записы­ вая эти сведения в блок-нот.
— Ты не записывай, копать все рав­ но нельзя,— заметил юный проводник.
— Почему?
— Вода затопит. Дедушка сказывал — Таганай рыть зачали, а оттуда вода как хлынет — все и разбежались. А в Таганае всякие камни есть, и красные, и зеленые, я еще много других.
— Удивляюсь,— пожал плечами Паша,— почему сюда геологическую экспе­дицию не пошлют.
— А вот кончай институт, да и при­езжай сюда ковыряться,— усмехнулся Миша,
— Подожди, до всего доберемся,— авторитетно заявил Леонид.— Урал и на сотую долю не разведан. Вон посмотри,— он указал на высящийся вдали Тага­най.—Никто еще не знает, какие богат­ства в нем скрыты. А будет время — все пойдет на пользу Советского союза.
Взглянув на Таганай, Володя заторопил их.
— Пойдемте скорее, а то не успеем.
— А что?— торопливо спросил его Миша.
— А видишь?

Приключения в болоте
Вершину Таганая заволакивала чер­ная туча. Вот уже он стал виден только наполовину.
— Гроза большая будет. Дождище будет большущий Тогда тропкой через болото не пройдешь. Кругом придется обходить.
Молча, быстрым шагом пошли ребята вперед. Дорога, извиваясь между ска­лами, привела их в глубокую долину, где теснились утесы Исыла и слышался грохот далекой грозы на вершине невидимого для глаз Таганая.
Деревья тревожно качали вершинами. Птицы замолкли. Лес под порывами ветра шумел и трещал.
Вот и тропа. Володя свернул на нее и пустился бежать. Спутники бросились за ним. В лесу потемнело. Тучи покрыли все небо. Не успели они пройти еще болото, как молния разрезала мрак. За­грохотал гром, гулко отдаваясь в горах.
И вот разразился сильнейший ливень. В одну минуту все смокли до нитки. Шли молча, стараясь не оступиться в болото. Тропу было трудно различить. Но Володя уверенно шел вперед, подго­няя своих спутников.
— Давайте где-нибудь укроемся,— завопил выбившийся из сил Миша.
— Еще в темноте влетишь куда-нибудь и не выберешься, — поддержал его Павел.
Гроза разбушевалась не на шутку. Гро­мовые раскаты, казалось, потрясали го­ры, словно кто-то бил по ним огромной кувалдой. Вдруг, совсем рядом, грохну­ лось на землю дерево, раздробленное грозой.
Ребята испуганно отскочили в сторо­ну и остановились.
— Володька, где ты?— испуганно крик­нул Леонид.
Ответа не было.
Огромная сосна перегородила тропин­ку. Ребята лихорадочно шарили руками вокруг. Спичку зажечь было невоз­можно.
Дважды обшарили они сосну. Володи не было. Миша в изнеможении сел на ствол.
— Может, его в болото сшибло?— про­бормотал он.
— Давайте поищем,— предложил Леонид и первый спрыгнул с тропинки в сторону.
— Помогите! Тону!— дико закричал он тотчас же, ибо, спрыгнув, сразу погрузился в тину. Его неодолимо тяну­ло вниз.
Паша, схватив толстый сук, кинулся к нему.
— Держись!
Леонид ухватился за сук обеими ру­ками.
Общими усилиями Паша и Миша вытащили его на тропинку. Весь он был облеплен липкой грязью. Тяжело дыша, он спросил:
— Где же Володя?
— Утонул наш проводник!— со слезами в голосе пробормотал Миша и отвернул­ся в сторону. Плечи его вздрагивали.
Ребята подавленно молчали. В голове у всех бродили тревожные, невеселые мысли.
А кругом грохотала гроза. Казалось, еще немного — и небо расколется, а горы опрокинутся в болото.
Одинокие, испуганные, стояли они в темноте под яростным ливнем, не зная что предпринять и куда итти.
Вдруг в промежутке между ударами грома, они услышали звонкий крик от- куда-то из темноты.
— Это Володька!— радостно завопил Миша.
Стараясь не сбиться с тропинки, ре­бята бросились на крик.
И вот уж е Володя стоит рядом с ними и весело смеется.
— Где вы пропали? Я кричал, кричал. Думал не знаю што…
— А ты куда девался?— сердито спросил Леонид.
— Балаган искал. Тут он, недалеко.
Не прошли они и ста сажен, как вы­шли на пригорок. Почувствовав под но­гами твердую землю, облегченно вздох­нули. Балаган стоял на бугре, среди вы. соких сосен, в стороне от тропинки- Через полчаса все сидели около камелька, в котором весело потрескивал огонь, и смеялись над своими недавни­ми страхами.
— Чей это балаган?— спросил Паша. — Охотничий. Дядя Максим построил.
— Ну и молодец же ты, Володька,— похвалил его восхищенный Леонид.

На вершине Таганая
Выспавшись в балагане, путешественники утром пришли на берёг Киалимы, где стоят Верхнекиалимские углевыжигательные печи.
Киалима, как маленькая юркая змея, вьется между Таганаем и Исылом и, огибая их, уходит дальше в урман, а здесь, над самыми печами, сияет на солнце высокими утесами красавец Таганай, достигая высоты 1400 метров.
Таганай — священная гора башкир, населявших прежде этот край. В пере­ воде на русский язык он означает — подставка луны.
По преданиям, в незапамятные време­на здесь было башкирское село. Жите­ли поклонялись горе, на вершину кото­рой раз в месяц спускалась луна. Из далеких сел, за сотни верст по горным тропам, через дремучие леса приходили башкиры поклониться священной горе.
Но все это народные легенды, древ­ние предания — а здесь, перед глазами восхищенных ребят, высился живой Таганай, с высокими вершинами, с цепью горных кряжей, протянувшихся вплоть до Златоуста.
Осмотрев печи, они перешли по уз­кому мосту, через. бурную Киалиму устремились по тропе вверх, туда, на вершину.
Тропа вилась вверх через хвойный лес, через вырубленные делянки, поросшие высокой травой и кустами малин­ника.
Выше! Выше! Вот уже лес редеет. Чаще встречаются каменные россыпи, деревья становятся ниже.
Выше! Ельник и пихтач остаются за спиной. Их заменили богульник, можже­вельник, карликовые березы.
Из скал бьет холодный ключ и бурными каскадами низвергается вниз по склону, чтобы превратиться в гор­ную речку.
Вокруг в разные стороны, окруженные скалистыми грядами, раскинулись широкие поляны, поросшие мхом и брусничником.
Брусники было неописуемо много. Здесь ее черпают железными бралками. Наберут ведро и тащат на стан, где стоят телеги с огромными корзинами.
Возами отсюда бруснику и голубику в Златоуст возят по горному тракту.
Отдохнув и подкрепившись у ключа, ребята начали взбираться на вершину Таганая. Подъем был очень труден. Езже­минутно рискуя свалиться вниз, медлено продвигались они вперед.
Из-под ног летели камни. Володя, как горная коза, легко взбирался вверх.
Отдохнут на выступе минут пять, а он уже их снова подгоняет.
— Скорей! Скорей! А то как закроет все облаками, туманом, заблудимся и -свалимся вниз.
— Какие тут облака?— возразил Миша. — Вокруг все ясно.
— Ты еще ничего не знаешь. Сейчас ясно, а глядишь все туманом закроет. Тут место такое,— поучал юный проводник.
И он снова двинулся вперед.
Выше! Выше! Вот уже они пробираются сплошной россыпью. Вот уже ползут, осторожно перебираясь с камня на камень. Дует легкий ветерок. Еще напряжение — и они на вершине.
Но как же здесь хорошо!
Под ногами необозримое море зеле­ных лесов. Цепи гор синеют вокруг. На севере, среди лесов, маячит величе­ственная вершина Юрмы. На юге вдали виден город Златоуст, горы Косотур, Уреньга, а еще дальше Иуртуш.
На востоке могучей стеной стоит Урал-Тау (главный хребет). За ним озеро Увильды, а еще дальше в солнечном мареве, чуть виднеется далекий Кыштым. Правее сверкает озеро Тургояк, за ним Ильменский хребет и город Миасс.
Тут и там среди лесов маленькими прогалинами виднеются лесные дере­вушки.
Синь. Простор. Необъятность.
Хочется громко кричать, петь, чтобы голос твой отдавался по округе, эхом ударяясь с горы, перелетая дальше.
Хочется набрать полную грудь горного воздуха и пить его, как целебную воду.
Здесь, на высоте, под облаками, земной шар кажется более ощутимым и понят­ным. Лучше всякого учебника здесь раск­рывается история земли, становятся ясны­ми те далекие времена, когда гигантские смещения земной коры выдвинули, воз­высили эти хребты и вершины.
Земля кипела, шаталась, она вставала на дыбы, и на память от тех времен нам остались эти прекрасные горы.
Сколько же богатств таят в себе они? Сколько полезных руд ждут человека. Ждут, когда он придет и пытливым глазом вскроет их недра, наполненные сокровищами.
Долго стояли на вершине и мечтали трое ребят. Они мечтали о прекрасном будущем, которое еще лучше нашего радостного настоящего. Они стояли и смотрели, пожирая глазами просторы.
Очнулись от очарования они лишь тогда, когда туча начала окутывать вершину и юный проводник дернул за рукав Леонида. Тот обернулся.
Володя молча показал ему на сосед­нюю вершину.
— Надо спускаться вниз.
Тем же путем, осторожно стали спу­скать они с вершины.
Когда они вошли в балаган около ключа, снова началась гроза с пролив­ным дождем. Но она уже была не страшна. Раздевшись, в одних трусах, ребята вы­ бежали под ливень, радостно хохоча.
Ливень прошел. Выглянуло солнце и еще прекраснее стало вокруг.
Проголодавшийся Миша деловито кипятил чай.
Володя с Пашей ушли на западный склон за голубикой.
Они прошли мимо высокого утеса, а затем перевалили через невысокую гряду скал. Нагибаясь, Паша подбирал неболь­шие камни, отбивал некоторые молотком, клал их в карман и бормотал про себя:
— Навантурин… Гранит… Сланец- Кварц…
Володе то и дело приходилось окли­кать его. Но вот и склон Он весь усеян кустиками спелой голубики. Склон круто обрывался вниз.
Дул свежий ветерок. Володя и Паша, ползая на коленях, собирали в котелки голубику. Паша, сидя на корточках над обрывом, наполнял свой котелок и вос­хищенно покрикивал:
— Вот это да! В жизни не видал столько ягод.
Вдруг резким порывом ветра его бро­сило в сторону. Он вскрикнул, взмах­нул руками и покатился с обрыва. Котелок, перегоняя его, звенел о камни, а затем исчез внизу.
Володя стоял, словно охваченный столбняком, без крика, без движения. Он видел, как, взмахивая руками, Паша пытался ухватиться за камни, за мелкий кустарник и снова катился вниз.
Но вот ему удалось ухватиться за кус­ тик. Напрягая последние силы, он подтя­нул тело и ногами и руками обхватил его. Кустик гнулся и потрескивал. Тогда он, осторожно цепляясь за траву, за камни, пополз вверх. Метр за метром мед­ ленно полз он к группе огромных кам­ней, торчащих из заросли карликовых березок. Вот он добрался до них, укре­пился ногами и руками и, тяжело дыша, взглянул наверх.
Тогда Володя схватил котелок и стрем­ глав бросился бежать.
— Куда ты?— крикнул Паша, но тот уже исчез.
Ленька и Миша, не дож давшись товари­щей, начали пить чай, когда в балаган во­ рвался испуганный Володя. Ребята вздро­гнули и вопросительно взглянули на него.
— Паша свалился вниз!— крикнул он.
— Где?
— Там, за утесом.
— Пошли скорее!— крикнул Леня и бросился к двери.
— Постой, веревку надо,— Володя начал шарить под нарами. Он знал, что на случаи несчастья в балагане всегда лежала крепкая веревка. И он нашел ее. Это была длинная пеньковая веревка с петлей на конце.
Через пять минут они были на краю обрыва.
— Жив?— крикнул Леня.
— Жив! — раздалось снизу.
— Сейчас мы тебя вытащим. Ты не сильно расшибся?
— Нет, не очень.
— Лови веревку!
Укрепив веревку за камень, другой конец с петлей бросили Паше. Он пой­мал.
Ближе, ближе. Еще немного — и его голова уже показалась над обрывом. Он уже протянул руку, чтобы схватиться за камень, как вдруг с диким криком отпрянул в сторону.
Ребята отшатнулись, едва не выпу­стив веревку из рук.
— Змея!— закричал Паша.— Тащите! Тащите!
Сильным рывком ребята выдернули его на площадку.
Еще секунда, и было бы поздно.
Большая серая змея, шипя, взметнулась из-под камней, где только что полз Паша.
Все отскочили в сторону. А Володя, схватив камень, с силой бросил его в змею. Змея упала обратно на камни и, свившись в кольцо, скатилась вниз.
Бледный, с окровавленным лицом и руками, стоял Паша и радостно обнимал своих спасителей.
Они привели его к балагану и обмыли ключевой водой. На его счастье, он отде­лался только легкими ушибами и ссади­ нами. Переломов не было. Но уже взбираться на горы и итти по горным тропам он не мог.
Ушибленное колено болело, а левая рука плохо поднималась.
Переночевав в балагане, утром повели его вниз, на Киалимские печи.
— Там есть фельдшер,— сообщил им Володя.
К обеду ребята пришли на печи, а вечером вернулся с Нижнекиалимских печей фельдшер — седенький стари­чок — и сделал Паше перевязку.
Отсюда до Златоуста оставалось лишь 25 километров. Решили дальше ехать на лошадях. Наняли две попутные телеги и с песнями отправились дальше.
Проехали мимо Откликного Гребня, в семи отвесных столба которого долго бродит эхо, ударяясь о скалы и передразнивая человеческий голос.
Затем дорога поднялась на высокий перевал и, оставив в стороне Малый Таганый, спустились в долину реки Тесьма.
Здесь путешественники пообедали, искупались и поехали дальше через ельник и сочные зеленые луга по берегу реки. К вечеру они уже были в Злато­усте. Не доходя до города, Володя спрыгнул с телеги.
— Ты куда?— спросил его Леонид.
— Домой. Вон дорога в нашу деревню.
Ребята тепло распрощались с ним и долго смотрели, как, весело напевая, он шел по дороге. Вот уже его стало не видно, он исчез в зеленой чаше.
— Хороший парнишка,— тихо прого­ворил Паша. К вечеру были в Златоусте.
Два дня осматривали город и заводы, а затем уехали обратно в Челябинск.
А когда началась учеба, они на общем собрании студентов рассказали о своем путешествии на Таганай так ярко, так красочно и интересно, что организовать путешествие новой группы студентов на Таганай не составило никакого труда.
И вот, однажды, в начале зимы Володя Кирьянов получил письмо. Про­читал его и сказал отцу:
— Понравились наши горы. Летом тридцать человек приедут. Опять поведу их на Таганай.