Они гнались за будущим покойником. Чук бежал с одышкой, стараясь не отставать от молодого напарника. Приземистый и кругленький он был похож на мультипликационного потешного копа. Шаги отзывались гулом пустого пространства.
Кент прокричал вдогонку самоубийце:
— Стой! Не-ет!!!
Чук усмехнулся. Этот пацан орет как в дешевом пиндосовском экшене!
Смертник резко остановился, развел руки в стороны, явив собой подобие креста, засмеялся и вспыхнул. Целиком, с головы до ног.
Полицейские затормозили. Визг кварца под ногами. Кент сплюнул. Крест из человеческого тела полыхал невыносимым жаром, будто пылала душа.
Самосожженец выгорел вмиг. И в ушах остался шелестящий смех. Холодный, непостижимый хохот, от которого мурашки по коже. Нечеловеческий смех.
Остов тела содрогнулся и рассыпался на дымную ветошь и пепел.
Прах оседал, смешивался с грязью, пылью, выравнивался со слоем грязи подземного перехода – и вот уже нет и следа самосожжения.
Снова Кент сплюнул.
— Успели хотя бы разок?
Красноречивое молчание в ответ.
Чук развернулся на пост.
— Пиши. Ноль часов тридцать…
— Сейчас писать? – перебил напарник.
Чук презрительно посмотрел на него. И пошел на пост.
— Ноль часов тридцать минут. Самосожжение. Время горения – менее минуты. Личность не установлена.
Краем глаза Чук видел, как молодой напарник кивает на каждую фразу.
Только в машине под веселье магнитолы опытный полисмен добавил:
— Да вообще… Записи-то одинаковые. Руки расставил – значит засекай, и…
Прозвучала заставка новостного блока. В плановом радиосообщении обошли скользкую тему самосожжений. Сказали им сверху, мол, тише об этом: и так народ на грани. Занижайте цифры, и вообще без аналитики. Поэтому – в программе встречи политиков, танцы валют с курсами рубля, спорт, мода, очередной фильм, который обязательно нужно посмотреть, чтобы забыть через день. Скучно.
И еще с этим болтливым карьеристом дежурить полночи. Даже в дежурке ржали над понижением заслуженного майора, говорили нарочно громко в коридорах:
— Знаешь, что такое пэ-пэ?
— Может, тэ-тэ?
— Тэ-тэ – вчерашний день, а вот пэ-пэ – новая разработка для борьбы с преступниками. Наш участок – первый на вооружение поставили.
— И где посмотреть?
— А вон в кабинете – Плешивый Патруль! Русский робокоп Чуйкин всегда наготове!
Но Чука это мало волновало. Он выключил звук и стали слышны порывы ветра, бросающие на стекло дробь капель. Вдалеке по тротуару шла высокая женщина. Худая, облепленная плащом как водолазным костюмом, она боролась с ветром, двигалась будто против течения реки. В руках – большой зонтик, лучи которого раскрашены в цвета радуги. Женщина напоминала осунувшуюся Мэри Поппинс. Сказка переросла в быль, и героиня вынуждена влачить жалкое существование в жестокой реальности. Или наша реальность – только один из вымышленных миров? Женщину чуть не повалило порывом ветра. Чук едва не выскочил из машины. Хотелось помочь изможденной страннице.
— Вот как они в дождь? – нарушил молчание Кент.
— Кто? А эти…
— Ведь только ночью, да?
— Да.
— И всегда в переходах, туннелях, подземках? – вновь попытался завязать беседу молодой напарник, равнодушно разглядывая ночную гостью.
— Всегда что-то типа трубы… Говорят, им нужен свет в конце этого… туннеля. Но подойдет и сквозной подъезд как в старых домах.
— Так они могут убиваться где угодно! Всех мест не учтешь.
Чук усмехнулся. То же мне, Колумб, открыл Америку!
— Да, Кент. Как там твоя Барби?
В день зачисления в штат доблестных работников полиции Андрей Кольцов звонил обрадовать свою девушку, огненно-рыжую Варвару. И ласково называл ее Варви. С тех пор за ним закрепилась кличка Кент.
— Варвара? – поправил Кент, — нормально. А ты как?
— Как всегда. Норма.
Чук семьей не обзавелся. Жена осталась в прошлом вместе с обидами и подозрениями. Может, он обжегся тогда, когда безудержная любовь испарилась, а бывшая выбросила сердце в мусорку? С тех пор женщины были. Они приходили и уходили. Но с недавних пор все надоело. Сомнения и беспокойство оставили его в один миг, когда явился голос. Умиротворенный голос вечного спокойствия нагрянул как-то рано утром изнутри. Прозвучал тяжелым вздохом и пропал. Но события мира отслоились, действительность заслонилась пеленой отчуждения. А затем голос зазвучал снова, и открыл тоску, которую Чук умело скрывал от себя всю жизнь. Работа стала валиться из рук, и начальство перевело Чуйкина в патрули. Совсем как персонажей «Смертельного оружия»! Жизнь такая нелепая, так похожа на фильм…
А этот молодожен болтает, как велят западные психологи, начитался и строит карьеру. Поначалу всем было смешно. Пока не стало тошно от слащавых улыбок Кента из игрушечного домика игрушечной жизни. Мальчик с американской мечтой в России… Чук не сдержался, очень уж хотелось уесть сопляка:
— Кент, что делать-то, если поймаем «до»?
— Что «до»?
— Соображай!
— А… Ну… Допросим и…
— Так ведь не докажешь ничего! – улыбнулся опытный страж порядка. – скажут, что отлить, или там еще чего придумают. А руки в стороны развел – так это зевнул, потянулся.
— И что делать?
— Ничего, Чернышевский! Ни-че-го. Пусть горят синим пламенем.
Чук усмехнулся и почесал проплешину на затылке.
Снова надо патрулировать подземку. Переход оцеплен, поэтому спуститься по нему можно только с недобрыми намерениями.
Тем временем Мэри Поппинс свернула к переходу.
— Чук!
— Вижу! Вперед!
Так и есть – женщина заторопилась вниз.
— Стой! – заорал Кент. – Стрелять буду!
Чук фыркнул со смеху. Кому он угрожает? Смертнице?
Расстояние стремительно сокращалось.
Она развел руки в сторону, устремила взор вверх.
Но полиция успела.
Руки нарушительнице по старой доброй традиции заломили за спину.
— Не-ет!!! – истошно завопила преступница.
Кент выдернул из кобуры дубинку и вытянул смертнице по спине.
— Ни с места!
Чук поджал губы. Но сдержался. Потом. Не при посторонних. Надо объяснить, что страх не надо переводить в жестокость. То же мне, герой.
— Нет, я должна сгореть! Пустите! Мне пора! Меня ждут!
— Разберемся в отделении! – прогремел голос Кента.
Чук догадался, кого они поймали, когда женщину начала причитать от отчаяния за решеткой в машине:
— Блаженны нищие! Блаженны! Нищие духом! Ибо грядет Конец всего сущего, ибо души вспыхивают, не выдерживают накала. Не противьтесь воле господней! Ибо поглотит пучина зла, тьма, тьма, тьма!!!
Кент искоса поглядывал на нее как на долгожданную игрушку и приговаривал:
— Расколю, и тогда уж… Как миленькую расколю…
У него глаза горели. Наверное, представил, как будет соблазнять свою секси-барби описаниями подвигов. Ведь он смог то, что еще никому не удавалось!
Не удержался карьерист, не стал наводить справки – сразу побежал допрашивать с пристрастием жертву. Чтоб именно он узнал правду-матку, а не кто-то там.
А Чуку того только и надо было! Он пробил инфу насчет суицидницы. С удовлетворением перечитал данные. Так и есть. Взять с поличным самосожженца невозможно. А дежурные заполучили новый повод для ухмылок.
Вообще-то Чук почти поверил, что Кент смог поймать смертницу. Новичкам везет! В огне таяли люди самых разных убеждений и профессий. И, как показывали статистические выкладки, святош среди них очень мало. Вообще, как только люди стали пропадать, грешным делом подумали на сектантов. Стали искать новую супер-секту. И как-то раз намяли бока надоедливому мармону. Святоши, естессно, подняли хай, мол, притесняют религию, так что пришлось накрывать поляну и примирительно лыбиться.
Чук перестал ненавидеть сектантов, после ужасов статистки самовозгорания. Дети, беременные женщины, родители, которые оставляли на произвол судьбы маленьких детей, домашние животные, если только их специально не сжигали. Как быть влюбленным? Можно оставить свою половинку? Или забыть о семье?
Кент возвращался. Чук вжался в стену кабинета у двери.
— Андрей! – окликнули его. – Ну ты молодец! Растем! Растем… Расколол?
— Концепция намечена, — ответил сияющий герой. – Осталось вытрясти детали и…
— Молодец! Далеко пойдешь! – продолжали кривляки.
— Спасибо, парни! Не ожидал, чес-слово, не ожидал.
— Заслужил. Нас не забудь, когда повысят! Замолвишь словечко, а?
— Как звезды встанут…
Чук отпрянул от стены. Сел за стол.
Кент зашел в кабинет.
— Поздравляю, расколол нашу поимку! – громко сказал Чук.
Глазки забегали у напарника, губы сложились в брезгливую улыбку.
— Нашу?
— Ну, твою, если хочешь.
Кент приосанился.
— Так и быть, замолвлю и за тебя словечко.
Вот уже напридумывал себе взлет карьеры!
— А ты далеко собрался?
Кент снизошел до ответа:
— Как начальство решит.
Как же приятно смотреть за олухом. Чук вкрадчиво спросил:
— Помнишь, как ты женщину того… по спине?
— Ты что, занес в протокол?
Чук многозначительно промолчал.
Кент помрачнел.
— Сука.
-Андрей Кольцов, ты хоть понимаешь, кого огрел дубинкой?
Он заморгал глазами, осел на стул.
— К-кого?
— Даму из психушки.
— Что?
Чук торжественно передал бумажку напарнику. Не знал парнишка, что психи частенько пытаются вспыхнуть. Чтобы не рисковать, обитатели желтых домов захватывают с собой канистру бензина. Не понимают, дураки, что огонь рождается внутри. И эта безумная женщина сбежала от докторов, чтоб наложить на себя руки.
Кент быстро пробежался по строчкам и вскочил, хлопнул дверью. Самолюбие сильно задето. В коридоре дружно засмеялись. Беги, Кент, беги плакаться к Барби в розовый домик, о том, как сложно жить с интригами и подставами. Она даст тебе игрушечный платочек, потом даст ужин, потом даст, чтоб завтра ты надел готовую улыбу и дальше полз по карьерной лестнице. И чего-то он так взъелся на самовлюбленного мальчишку? Не все ли равно, когда он шею свернет и упадет в пролет карьерной лестницы? Опять злые мысли… На самом деле Чуку было все равно.
Из коридора доносились голоса. Опять включили запись про алкаша, который мастурбировал в обезьяннике орал на все отделение «Я русский мужик!» Запись кочевала с мобильника на мобильник… А Чуку было скучно. Нельзя сказать, что видео ему не понравилось. Равно как и то, что ему стало противно. Пьяная выходка оставила его равнодушным. Как и все, что случилось в отделении за последнее время. Он ощущал себя коконом, сотканным из холода, от которого концентрическими кругами расходились нити льда, вытесняя время из его реальности.
Снова машина, участок, ночь, тишина. На этот раз без попыток завязать разговор по правилам америкосовских психологов. Кент теперь молчал. Старательно обижался.
После смены Чук побрел в свою пустую квартиру. Благоговейная тишина зрела бабочкой внутри кокона. Ждала, когда можно расправить крылья, чтобы уйти в настоящее. И ничего не хотелось. Мир будто пожелтел, как залежалая газета. Интересоваться им – все равно, что дышать пылью провинциальной газетенки за прошлый год. Кокон начал сплетаться, расти, ибо голос дарил безмятежность, от которой меркла повседневность.
Психованная Мэри Поппинс не права, почти не права. Не конец света грядет, но начало тьмы. И не души выгорают, но тела. Бог дает шанс уйти из тысячелетней тьмы. Всем. Кто захочет. Существа света могут уйти к началу, их породившему. Превратиться в ослепительный луч свободы. Лучи света возвращаются домой. Уйдет последний столп – и мир канет во тьму. И счастливы будут люди тьмы, ибо узреют приход нового царства и буду гадливо барахтаться во мраке, сучить ручками и ножками.
В сквозном подъезде Чук остановился, и в груди затеплился огонь. Чук закрыл глаза и принял голос свой, душу свою раскрыл. И узрел реальность в ее ничтожестве. Время отступило.
Феникс в груди проснулся, и Чук распахнул невидимые крылья. Мир будто стал игрушечным. Чем отличается реальность от фильма? В реальности нет титров… Жизнь как зуд – смешна и убога. А человек юлит и пыжится, чтоб придать серьезность своим кривляньям. Неразумные насекомые колупаются в земле, да так вертятся презабавно, такие ужимки! И он захохотал звонким холодом, не чувствуя как полыхает чуждое ему тело.
