Первое время говорили, что Монтойя сошел с ума.
«Не стоит ожидать ничего иного от новичка, которому легко достались финансовые возможности и мнимый авторитет в художественной среде, – писал колумнист консервативного издания «Грейт Американ ревю». – Поведение типично. Сначала счастливчик эпатирует публику цветастыми нарядами, а затем губит возмутительными решениями перспективный культурный проект. Одному богу известно, как господин Монтойя убедил инвесторов. Но мы, представители социума, должны понимать, что сумасшествие этого «деятеля искусства» оставило сферу броских пиджаков и перекинулось на более высокую материю – будущее американской культуры».
Другие журналисты, критики и эксперты высказывались аккуратнее, но задумка Марвуса Монтойи вызывала недоумение у всех. Некоторые верили, что галерею строят совсем в другом месте, а фундамент в «мертвом городе» Детройте, штат Мичиган – для отвода глаз и шумихи. «Эдакий прогрессивный художественный перфоманс в масштабах национального медиапространства», – предположил автор «Хаффингтон Пост».
Но вот поступили первые отчеты со стройки: здание по проекту Л. Ф. Вайта, одного из самых перспективных архитекторов современности, будет закончено в срок. «Классическая линейная архитектура галереи повторяет формы автомобильных заводов Детройта; фасад выходит на заброшенный цех по производству «Кадиллаков», – говорилось в пресс-релизе.
Ресторанный холдинг «Рондабо» заявил, что разместит свои точки на каждом этаже галереи, и посетителям будут предложены блюда, «разработанные специально для тонких ценителей искусства».
– Издевательство над жителями Детройта, вот что это такое, – прокомментировал в визиоэфире последнюю новость критик и общественный деятель Равон Пауль. – При всем уважении к Марвусу… Он не только строит галерею высокого искусства в самом бедном районе нашей страны, но и полагают, что горожане смогут позволить себе ужин в «Рондабо»?!
Но все уже смутно понимали, чего хочет Марвус Монтойя. Он, конечно, не признавался. От прямых вопросов уходил, уловки репортеров раскусывал с блеском.
– Неужели никто не может прижать к ногтю этого разукрашенного петуха?! — выразилась однажды в тесном кругу Лидия Вилдон, куратор направления современного искусства в музее «Смитсониан».
– Разве такого прижмешь? – пожал плечами кто-то из присутствующих.
И правда. Высокий, плечистый Марвус Монтойя благодаря пестрым турецким огурцам на одежде казался вовсе исполином. Он звенел украшениями, шутил, громогласно хохотал и оттого будто бы занимал еще больше места. Человек-гора – что в жизни, что в визиоэфире. На словах и в поведении безобидный и дружелюбный, но попробуй надави на такого – черт знает, что выйдет!
Так что журналисты не торопили события и писали о «Галерее-Детройт» осторожно. Точнее всех выразился аноним, оставивший комментарий к визио-репортажу с Равоном Паулем: «ММ (что означало – Марвус Монтойя) получит либо величайшую социально-экономическую победу посредством искусства, либо загубленную репутацую и дыру в миллиарды долларов». Картинкой профиля у анонима служило анимированное полотно «Превращение Нарцисса» всеми забытого европейского художника Сальвадора Дали.
Итак, все, кто был способен мыслить дальше газетных заголовков, уже догадывались, чего хочет добиться Марвус Монтойя, и с замиранием сердца ждали ответа на вопрос «Получится ли?».
Гарри Вокер к тому времени уже год проработал на внештатном контракте в «Нью-Йорк Таймс». Он не был звездой журналистики, но и зеленым новичком тоже не был. «У тебя есть чутье», – говорил ему редактор, намекая, что неплохо приложить к этому качеству немного старательности.
И теперь чутье подсказывало Гарри Вокеру: интервью с Марвусом Монтойя надо сделать прямо сейчас, чтобы в день открытия галереи материал уже был готов. И пока все визио-каналы и издания будут в один голос перечислять список гостей на церемонии, он, Гарри Вокер из «Нью-Йорк Таймс», предложит читателю вдумчивую статью, которая поможет иначе взглянуть на великого Монтойю, понять его замыслы и увидеть в нем… Тут Гарри не стал додумывать, а бросился к телефону назначать встречу.
Монтойя согласился принять журналиста в своей нью-йоркской квартире, вечером в среду, извинившись, что не может выделить иного времени в графике.
Квартира находилась в красном четырехэтажном здании в Виллидже («Когда выбор стоит между снобизмом верхнего Ист-Сайда и духом творческого разгильдяйства, что царит в артистических районах нижнего Манхэттена, Марвус выбирает последнее», — написал Гарри в статье).
Дверь отворил человек в светлой одежде. «Гость, что ли, или прислуга?» — лениво подумал Гарри и чуть не ахнул, приглядевшись: перед ним в светлых льняных брюках и серой рубашке стоял сам галерист.
– Господин Монтойя? – голос Гарри звучал недостаточно уверенно для приветствия. Хотелось добавить: а где же ваши турецкие огурцы, золото и жемчуг?
– Гм. Вряд ли у меня получится убедить вас, что это не я и вы ошиблись дверью. – Мелькнула белозубая улыбка. – Проходите, мистер Вокер.
Гарри робко переступил порог. Он начал перебирать в голове имена знаменитостей, в чьих домах, офисах и студиях побывал. Мантра помогла, и стеснение отступило. Он окинул взглядом помещение.
«Только корешки диакниг здесь свидетельствуют о том, что в квартире обитает человек, близкий к искусству, – напишет он позже. – Я говорю, что я не могу найти ни единой визиограмки, голостатуэтки или даже старомодного интерактивного холста, а Марвус смеется и объясняет: он въехал сюда недавно и почти ничего не трогал после предыдущих хозяев».
– Избавил их от расходов на вывоз всего этого мусора, — добавил галерист и подергал верхнюю пуговицу рубашки, чтобы запустить под ткань воздуха. То лето в Нью-Йорке по жаре превзошло все предыдущие. – А у меня никак не найдется времени, чтобы навести тут красоту. Досадно, конечно, но лучше обустраивать мир снаружи, чем пространство в своих четырех стенах, верно?
Гарри кивнул и осторожно отхлебнул из бутылки холодный «Будвайзер». Пыльная дыра в Виллидж, дешевое пиво, простая одежда на мастере эпатажа – все это казалось иллюзией или ловким спектаклем. Журналист вспомнил, как пару лет назад художник Йотио Камото сделал ничего не подозревающих репортеров «Эсквайера» участниками перфоманса. Может, и он пешка в хитрой комбинации? Но нет – Монтойя не стал бы повторяться за японцем. Гарри заглянул в план интервью.
– Полагаю, скоро вы большую часть времени будете проводить в Детройте? — закинул он удочку.
Монтойя рассмеялся, едва не расплескав пиво. Он вообще смеялся по всякому поводу («будто любое явление жизни заслуживает того, чтобы сделать его объектом радости»). Щеки у него стали похожи на две румяные булочки, а черные глаза исчезли в складках кожи
