Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

В № 12 нашего журнала за 1963 год был напечатан очерк журналиста Арнольда Ожегова «Неподкупный солдат революции», посвященный замечательному сыну советского народа Эдуарду Петровичу Берзину, сыгравшему важную роль в раскрытии контрреволюционного заговора Локкарта в 1918 году.
Публикуемый очерк рассказывает о Берзине — начальнике строительства целлюлозно-бумажного комбината на Вишере.

1.
Начинаясь с ручейка, Вишера, бурля и пенясь, скачет с уступа на уступ. Долго петляет она меж скал, поросших густым хвойным лесом, и все не может остепениться. Лишь у Долгого плеса река, наконец, замедляет свой бег, а миновав ворота, образуемые Полюдовым Камнем и камнем Ветланом, становится спокойной.
С голой скалистой вершины Полюда за маревой дымкой угадывается вдали Чердынь — прабабушка русских городов на Урале. Кажется, вся тайга сбежалась к Полюду поглядеть на горную красавицу Вишеру. Вон впереди об руку со стеснительными березками стоят стройные кедры, а справа и слева толпятся сосны вперемешку с елями.
…Еще в самом начале теперешнего тысячелетия летописец Нестор записал рассказ воеводы новгородского Гуряты Роговича, посылавшего своего человека за Югру. Уже тогда новгородцы считали весь Северный Урал и Предуралье своею волостью. Само название реки — Вишера — пришло от новгородской Вишеры, впадающей в Волхов.
На левом берегу Вишеры, против Полюда, лепилось вогульское селеньице Морчаны. В древних русских актах оно впервые упоминается в семнадцатом столетии. Плохо жилось морчанцам. Скудный хлебушко выращивался с превеликим трудом. Редкий год не заливало его на корню осенними дождями. Приходилось выжинать недозрелый. Суслонов на полях не ставили. Втыкали ряды елок с голыми сучьями и на них развешивали снопы для просушки. Бедствовал народ в глухом таежном краю. Семья за семьей бросали свои домишки и разбредались кто куда.
Печальная участь ждала и Морчаны, если бы не Советская власть.

2.
Первые палатки были поставлены в двух верстах от Морчан летом 1927 года. Приезжие люди бродили по тайге — измеряли, брали пробы, вычисляли, чертили. Вечерами, усталые, промокшие, изъеденные гнусом, собирались у костра и делились впечатлениями. И по всему выходило, что возводить комбинат нужно именно здесь. Запасы сырья и топлива были огромны — леса в Вишерском крае занимали площадь почти в полтора миллиона гектаров. Вишера несла на редкость чистую воду, необходимую для выработки бумаги самых высоких сортов, и вместе со своими притоками — Веле, Уле, Акчим и другие — создавала прекрасные условия для сплава.
Среди проектировщиков выделялся длинноногий рыжебородый человек в военной шинели. Это был Эдуард Петрович Берзин, «неподкупный солдат революции», как называли его в свое время. Теперь от воли и настойчивости Берзина зависела судьба целого края.
Детально изучив богатства Вишерского края, Берзин уже в 1927 году внес предложения в ВСНХ. Через два года был подписан приказ о возведении сверх 518 предприятий, запланированных на первую пятилетку, гиганта целлюлозно-бумажной промышленности. Начальником строительства назначался Берзин.
В декабре 1929 года Эдуард Петрович вместе с инженерами Соколовским и Готманом выехал в Германию заказывать оборудование. Для комбината нужна была такая машина, которая могла бы вырабатывать бумажное полотно пятиметровой ширины со скоростью двести метров в минуту. Оказалось, что немцы никогда не делали таких машин, и ни один завод не решился принять заказ. Комиссия направилась в США. Американцы были очень услужливы. Они показали работающую машину и всячески ее расхваливали. Однако ни сроки выполнения заказа, ни условия оплаты были совершенно неприемлемы. В конце концов пришлось вернуться в Германию. На этот раз переговоры закончились успешно. Фирма «Фюлькнер и Верк» бралась изготовить машину, способную выпускать бумагу несколько меньшей ширины — 4,6 метра, зато предоставляла двухлетний кредит. И в таком виде машина была самой мощной в Европе. Она обеспечивала выпуск двадцати тысяч тонн первоклассной бумаги в год.

3.
В Москве еще решались важнейшие проблемы строительства, а на Вишере уже начались работы. Берзин присутствовал на всех многочисленных заседаниях. Нередко ему приходилось выдерживать жаркие схватки со всякого рода бюрократами и перестраховщиками. Вот выдержка из протокола заседания экспертной комиссии от 22 декабря 1928 года:
«БЕРЗИН. Эксперт по строительству товарищ Добряков не знает нашего действительного положения. Только этим и объясняю добавления к проекту, которые нам абсолютно не нужны. На строительство поселка вы отпускаете нам полтора миллиона рублей. А нам по-настоящему нужно всего двести тысяч. Я сегодня еще раз тщательно проверял, — вы и сами можете убедиться, — нам на бумажной фабрике понадобится минимум 112, а максимум 150 человек привозных рабочих — высококвалифицированных. Если возьмем максимум, то по три тысячи рублей на квартиру для каждого рабочего вполне достаточно. Получается 450 тысяч. Мы, страхуя себя, берем 500 тысяч. Этого хватит с избытком. Ведь у нас уже сейчас ведется жилищное строительство, и к весне, независимо от того, будет принят проект или нет, у нас по
явится очень много новых домов… Бани у нас имеются, целых три оборудовано. Имеются также великолепные прачечные, дом для приезжих. Что касается амбулатории, то дело обстоит так: мы имеем больницу на 25 коек, и пока этого хватает, она у нас сейчас совершенно не загружена, большей частью пустует, хотя весь Чердынский округ (за исключением самой Чердыни) ликвидировал свои амбулатории и перенес лечение к нам. В случае надобности мы можем расширить больницу до 80—90 коек, как это уже подчас бывало. А вот школа нам понадобится безусловно. Клуб мы уже имеем, правда небольшой, на четыреста мест, так что придется еще строить. Дороги и мосты у нас тоже есть, а заборы, которые для чего-то предусмотрены в проекте, я думаю, нам совершенно не понадобятся. Надо помнить самое главное: мы не будем пользоваться привозной рабочей силой. Ведь строители у нас уже есть и строят довольно хорошо и дешево. Привозных нам не нужно — ведь каждый лишний потраченный рубль отразится впоследствии на стоимости бумаги…»
…Комбинат строился, а неугомонный Берзин спешил подбирать кадры для монтажа оборудования. Он давно приметил молодого толкового инженера Вейнова, занимавшегося проектированием целлюлозного завода, и однажды, хитро прищурившись, сказал:
— Что ж, Константин Александрович, проект ваш близится к завершению. Не так ли?
— Так, Эдуард Петрович.
— Вот я и говорю: на бумаге-то оно почти готово, детище. А ну как напортачили что, а? Тогда как?
— Да не может быть, Эдуард Петрович, — удивился Вейнов. — Мы очень тщательно… Семь раз отмерь, как говорится…
— Вот-вот, и я о том же. Молодому инженеру всегда полезно проверить себя на практике. Короче, вам не хотелось бы самому руководить осуществлением своего проекта?
Молодой инженер охотно дал согласие поехать на Вишеру.
Когда возникла острая необходимость в заместителе, Берзин пригласил старого знакомого— крупного финансового работника Завена Арменаковича Алмазова.
Между друзьями состоялся такой разговор.
— Скажи, Завен, когда нет командира, кто командует полком?
— Как нет командира, а заместитель где?
— Умница, Завен! Ты правильно ставишь вопрос: где заместитель? Выручай, друг.
— Погоди, дорогой, куда?
— На Вишеру.
— Ну, знаешь, у меня все-таки есть жена, квартира в Москве…
— Но сам-то ты согласен?
— Всей душой!
— Ну, так считай, что ты уже на Вишере. Все остальное беру на себя.
Так Алмазовы оказались на новостройке.

4.
Несмотря на трудные условия, комбинат воздвигался невиданно быстрыми темпами. И в этом проявилась одна из замечательных особенностей нашего строя: человек работал во славу Родины, народа. История строительства содержит тысячи примеров невиданного мужества, изобретательности и находчивости.
Лесная биржа — один из важнейших участков комбината. Здесь накапливаются и затем поступают в переработку запасы древесины и топлива. Их должно хватить на всю зиму до следующего сезона.
Проект биржи был готов. Но когда попытались разместить заказы на ее оборудование, оказалось, что в пределах страны ни один завод выполнить их в срок не в состоянии. Что же делать? И вот инженеры Выдрин, Кузнецов и Соколовский, запершись на несколько дней в своем бараке, заново перепроектировали биржу и создали совершенно оригинальную канатную систему. Если по старому проекту на оборудование требовалось четыреста тонн металла при мощности моторов в 720 лошадиных сил, то теперь металла было нужно всего шестьдесят тонн при мощности моторов в 180 лошадиных сил. Построили машинные башни тринадцатиметровой высоты, напоминающие нефтяные вышки. На башнях установили спаренные лебедки. Требовалось только литье. Но вскоре выяснилось, что и оно не будет готово к сроку. Пришлось все до последнего винтика изготовлять на своем крохотном механическом заводике. Работы велись в ударном порядке, днем и ночью. Ведь если не запасти сырье и дрова, комбинату не на что будет работать. 12 июня 1930 года монтаж был закончен. Бесконечный канат тянул и тянул из воды бревна, укладывая их в штабеля. Так родились знаменитые «лопари Вишхимза».
Немного позднее применили еще одну новинку. Если раньше из штабелей в целлюлозный завод лес подвозился вручную, то теперь сделали гидролоток — водяной транспортер. По узкой канаве четырехсотметровой длины бревна шли своим ходом. Схожие устройства имелись только в Швеции, но там для заполнения канала использовали свежую речную воду, здесь же в канал поступала вода отработанная. Она еще сохраняла тепло, бревна оттаивали в ней и поступали на переработку очищенными от грязи и льда.
Лесная биржа «Вишхимза» была по тому времени лучшей и самой экономичной в стране.
Строилась насосная станция. Этот самый маленький из всех корпусов комбината тремя этажами уходил в землю. Летом тридцатого года народу на стройке было не густо, и работа подвигалась медленно. Приходилось наверстывать осенью, а полным ходом строительство насосной развернулось только к зиме. Суматошливое, горячее было время! Чтобы поспеть к сроку, приходилось работать круглые сутки — в две смены по двенадцать человек.
Трудно пришлось на прокладке к реке 100- метровой галереи. Наверху трещали морозы, доходившие до пятидесяти градусов, бушевали метели. А внизу люди в болотных сапогах, по колено в воде ломом и киркой долбили грунт. Промокшие насквозь, они поднимались наверх, чтобы немного обсохнуть у костра, и снова спускались в траншею.
Но еще труднее оказалась тринадцатиметровая главная шахта. Работу нельзя было прерывать ни на минуту: нависала угроза весеннего половодья. Разлившись, река могла погубить все сделанное. Для откачивания грунтовых вод в шахту поставили насосы. Но их забивало песком-плывуном. Чтобы преградить дорогу песку, стали электрокопрами забивать сваи с железными башлыками. Наконец докопались до дна. Но и оно оказалось зыбким. Решили заливать бетоном. Бетон лили и лили, а он, не успев схватиться, все уходил в бездонные песчаные ключи. Люди выбивались из сил. Работами руководил прораб Байков. Он не спал и тридцати минут в сутки. Маленький, заросший щетиной, с запавшими глазами, он подхлестывал, ободрял, убеждал. Удивительно, сколько было энергии в этом маленьком человечке! Даже сидевший в конторе табельщик, захваченный общим энтузиазмом, спустился в шахту и работал там по восемнадцать часов.
Для атмосферы тех дней очень характерна заметка, напечатанная в газете «Темп».
«В связи с наступающей распутицей, учитывая особенно серьезный момент в Строительстве и сохранении от размыва насыпи и насосной станции при разливе реки, мы, бригада Магнитова, на открытом общем собрании единогласно постановили: желая и в дальнейшем носить звание ударников, объявляем себя на апрель штурмовиками, отказываемся, как и в марте, от выходных дней и вызываем другие бригады последовать нашему примеру. Штурмуем и в апреле!»

5.
Всю зиму 1930—1931 годов днем и ночью шло строительство зала бумажной машины, отделочного и шлифовального корпусов, паросиловой станции и кислотного цеха. Работали в тепляках, но и в них температура поднималась не выше десяти-двенадцати градусов.
Весной тепляки и строительные леса ехали падать, открывая готовые корпуса. Начался монтаж оборудования. На Вишеру съезжались иностранные спецы. Как и зимой, в корпусах можно было видеть высокого человека в длиннополой шинели. На стройке все знали в лицо Эдуарда Петровича Берзина. Он не давал нагоняев, не учинял разносов, а если было нужно, проводил летучее совещание специалистов и не уходил до тех пор, пока дело не налаживалось.
В те напряженные, решающие дни среди ударников возникла новая волна энтузиазма, определенного коротким, энергичным словом штурм. По предложению Берзина был создан штаб штурма, «дабы доказать всем рабочим массам мира, что можно сделать при энтузиазме масс». Штаб штурма извещал: «Для продвижения всех вопросов, связанных со штурмом, создана быстродействующая тройка — секретарь партячейки Кеслер, предрабочкома Соболев и председатель производственной комиссии Петров. Местонахождение тройки — рабочком (барак № 15)».
Монтаж, как и строительство, велся ударными темпами. Нередко случалось, что иностранные специалисты запаздывали или вовсе не приезжали, и тогда за работу брались сами строители. «За неприездом немецкого монтера, — сообщала многотиражка «Темп»», — монтаж оборудования фирмы «Бельмер» в очистно-отбельном отделе ведет бригада слесаря Борисова». Вчерашний вологодский крестьянин, Сергей Борисов сутками копался в незнакомом импортном оборудовании. Потом начиналось освоение всей бригадой. И, хотя нередко приходилось не один раз разбирать уже смонтированные части, все же работу закончили на два дня раньше срока. Опыт сборки рос с каждым днем. Об этом красноречиво говорили такие факты. В котельной паросиловой станции на установку первого котла было затрачено 235 дней, второй смонтировали за 218 дней, на третий ушло 186, а на четвертый — только 151.
14 августа паросиловая станция дала пар. Стрелка манометра замерла на цифре «28». Это — постоянное рабочее давление. 6 октября заработал кислотный отдел, а через несколько дней целлюлозный завод был готов к пуску. В торопливой газетной заметке сообщалось: «Монтаж целлюлозного завода шел успешно… Кроме варочного, еще и древесный отдел был смонтирован без помощи иностранных спецов бригадой слесаря Борисова. Успешность применения социалистических методов работы на целлюлозном заводе обязана крепкой большевистской и комсомольской прослойке в рядах рабочих и прорабу инженеру К. А. Вейнову, широко опиравшемуся в своей работе на общественность».
Во время монтажа произошел интересный случай. Однажды вскрыли очередной ящик с деталями машины. В нем оказались пачка превосходных сверл и записка: «Подарок русскому рабочему, который первым откроет ящик». Так немецкий рабочий выражал солидарность со своими братьями по духу.
И вот настал долгожданный день. 18 октября, в четыре часа вечера, с наката бумажной машины сошел пробный лист вишерской бумаги. Номер газеты «Темп», отпечатанный на этом листе, вышел в день официального пуска комбината— 30 октября 1931 года. В глаза бросались взволнованные и радостные слова: «Комбинат вступает в строй 518-ти», «Вписываем новые стройки в историю заводов и фабрик».
С утра 30 октября Красновишерск принял праздничный вид. Корпуса комбината, улицы поселка украсились флагами и плакатами. В 5 часов вечера фабричный гудок известил страну о рождении нового индустриального гиганта. Он вступил в строй на целых полгода раньше срока и строился всего восемнадцать месяцев. Беспрерывным потоком пошла бумага.
Страна высоко оценила трудовой подвиг вишерцев. Сто пятьдесят передовиков награждались орденами и почетными грамотами. Инициатор и начальник строительства Эдуард Петрович Берзин был удостоен ордена Ленина.

6.
Еще весной 1931 года в местной газете появилось объявление: «1 мая в Вижаихинском клубе. Базар цветов Вишерской опытной станции. Большой выбор декоративных и комнатных растений». Так впервые заявило о себе Вишерское опытное поле северного растениеводства. В тот год розы и хризантемы везли с шестидесятой параллели в Пермь и Кунгур. Но не только цветы интересовали вишерцев. На одиннадцати гектарах была посажена картошка для строителей. Очень скоро работники опытного поля доказали, что на Вишере можно выращивать и многое другое. Известный уральский журналист Алексей Маленький, побывав в 1932 году на Вишере, записал: «Нынче сняли урожай кукурузы, гороха, фасоли. Вывели свой сорт помидоров — тамаринско-вишерский. Подсолнечник посеяли после того, как с этой же площади сняли урожай лука. Подсолнечник доспевает. Свежий картофель начали отпускать потребителям 16 июля. Капуста дала богатый сбор. Выспела клубника. Хорошо растут тыква и огурцы. Розы зимуют на воздухе. В тепличных условиях вишерцы рассчитывают получить лимоны и виноград».
Все это делалось по инициативе и при всемерной поддержке Берзина.
Позднее богатый опыт, полученный на Вишере, Эдуард Петрович использовал на Колыме.



Перейти к верхней панели