Память!..
С её удивительно щедрой помощью я вхожу в минувшее и оказываюсь на его огненном крыле… Она возвращает меня в окопы, блиндажи, землянки, на передний край обороны и наступления. Там начиналась моя молодость, одетая в серую солдатскую шинель.
1940 год… Где-то далеко остался Свердловск, Коммунистический институт журналистики. И я уже на той, опаленной земле, которая еще не успела остыть от Халхингольских боев. Казалось, и сопки во главе со своей старшей сестрой Хамар-Дабой пахли пороховым дымом, а неуемный степной ветер гудел в медные оркестры разбросанных гильз… Мы, молодые солдаты,— на границе, лицом к лицу с опасностями. Чувство священного долга вошло в нас с такой предельностью, как входит в боевую обойму патрон!
Тогда я написал об армейской верности:
Окопная приходит тишина…
Красноармеец в утреннюю дымку
Влез головой, как в шапку-невидимку.
Соснуть бы чуть, да только не до сна —
Ему судьба России вручена.
Человеческий характер всегда шлифуется и определяется трудными обстоятельствами… Двенадцать часов в сутки боевой подготовки — тревоги, учения в условиях возможного боя, тридцатипятикилометровые походы, маршевые броски с полной боевой выкладкой под палящим солнцем Азии на краю пустыни Гоби. Идешь, как
пекле: сорокаградусная жара, духота, замешанная на поту и соли, сшибающие с ног ветры. Они наполнены
зловещим настоем зноя, в воздухе кружат пески-смерчи. Во флягах — ни глотка воды, потрескавшиеся губы кровянятся. И вдруг — несказанная радость: блестит озеро! Подходим, а оно… покрыто блескучей коркой соли.
Обостренное чувство пережитого, я бы сказал — устоявшаяся ярость к случившемуся, отложилась в стихи:
До чего обманчивы озера!
К ним давно
В степи затерян след.
Нам — воды!
Но узнаем мы скоро,
Что ее там не было
И нет!
Может, и бывали — ближе к марту —
Синевато-влажные следы…
И зачем их
Нанесли на карту —
Белые озера без воды?!
…Я листаю пожелтевшие за давностью времени заметки, статьи, очерки, рассказы, стихи… И передо мной встает моя и моего поколения биография. Станковый пулеметчик, командир отделения противотанковых ружей, работник отдела штаба корпуса, литсотрудник и корреспондент армейских газет. За всем этим — радости и печали, тревоги и победы.
А вот и август 1945 года… Войска, как реки, текут и окольцовывают сопки. Монгольская степь в ночи сияет огнями фар и светится, как безбрежный город.
И не было той силы, которая бы смогла притушить наш наступательный порыв. Враг не выдерживает губительного натиска.
Большой Хинган… Военные действия Советской Армии по разгрому японского империализма — блистательный эпилог Великой Отечественной войны.
И новые стихи появлялись в блокноте.
НА ХИНГАНЕ
Идем, идем, переступая
Валы и камни, море луж.
От вечной спячки поднимая
Никем не тронутую глушь…
Плывут навстречу из тумана.
Непостижимо велики,
Утесы древнего Хингана,
Утесы, полные тоски…
Внизу чернеющая пропасть
Раскрыла дьявольскую пасть —
Провал у каменных сугробов,
Туда бы только не упасть!
Ползем, карабкаясь, по кручам,
Где даже негде стать ногой…
Пять тысяч верст пройти бы луч1^о.
Чем одолеть уступ такой!
…Мы знали: поздно или рано,
Крещенные крутым огнем.
Рубеж на выступах Хингана
Последним будет рубежом.
