Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Наше время отличается бурным потоком информации — известий, сведений со всех концов земли. Огромными шагами движется вперед наука, развивается промышленность, выходят на арену истории многочисленные, не известные ранее народы бывших колоний, каждый со своим языком.
Все это требует от нас знания языков. Физику, желающему своевременно изучить новейшие достижения науки, желательно в первую очередь овладеть английским, немецким, французским. Медику, кроме этих, полезно знать японский: в последние десятилетия в Японии медицина крупно шагнула вперед. Историкам и философам, владеющим тремя «традиционными» языками, не мешает изучить латынь и греческий, да еще некоторые языки Азии и Африки. Я уже не говорю о дипломатах и работниках обществ культурных связей с зарубежными странами. Ну, а разве «помешает» знание иностранных языков агроному, продавцу, официантке, металлургу, строителю?! Или возьмем, к примеру, простого кладовщика на складе промышленных товаров. Он окружен ящиками и тюками с надписями на сербском, испанском, английском, немецком. Инструкций, переведенных на русский язык, может просто не быть при них! Как тут разобраться?!
А если ты любишь литературу и в особенности поэзию разных стран и народов, — знай, самым лучшим знакомством с ней будет чтение не переводов, а подлинников. Гейне лучше всего читать на немецком, Шекспира — на английском, Данте — на итальянском, Горация — на латинском, Гарсия Лорку — на испанском. Как бы ни был хорош перевод, он не передает до конца всей красоты стихотворного произведения: сверкающий мир метафор,сравнений, эпитетов неизбежно тускнеет, бледнеет, сохнет.
Переводчики мучаются и с прозой. Вот пример. В одном из рассказов великого французского писателя Мопассана повествуется о том, как несколько горожан ехали в карете, и среди них — фабрикант Луазо, наживший состояние всякими бесчестными махинациями. Кто-то из пассажиров — а все они знали друг друга — предложил от скуки сыграть в игру «птичка летает». Грянул взрыв хохота. В чем дело? По- французски птичка летает — л’уазо воль. Глагол воль означает также «ворует». Получилось двусмысленное равенство: птичка летает — Луазо ворует. Французы — великие ценители остроумия. А каково переводчику? Ему ничего не оставалось, как сделать подстрочное разъяснение, — сноску в нижней части страницы. Он сдался на милость победителя, французского языка.
Изучение хотя бы одного иностранного языка — длинный и нелегкий путь. Собственно говоря, можно всю жизнь изучать, скажем, немецкий — и не знать его до конца, так как язык — это океан без берегов. Однако для того чтобы читать художественные произведения, понимать обычную, разговорную речь, нужно совсем немного времени — два-три года напряженных и ежедневных занятий. Даже по праздникам переводить хоть одно-два предложения, как можно больше слушать на иностранном языке радио или грампластинки. И тогда откроется новый мир — мир мыслей, чувств, образов, своеобразной истории, неповторимых обычаев людей.
Первый изучаемый язык труднее алгебры. И если спросить меня, какой сложней всего изучать, я отвечу: не индийский, не китайский, не французский, не африканский суахили, не южноамериканский тупи-гуарани, не камбоджийский, который относится к группе мончкхмер, а ПЕРВЫЙ.
Если взять даже родственный русскому, например, украинский, и то встречаешься с незнакомыми звуками, словами, предложениями. Например, две строчки из стихотворения Тараса Шевченко:
«Садок вишневий коло хати.
Хрущи над вишнями гудуть…»
Садок вишневый и хата — понятно. Но вот предлог коло и хрущи, которые гудуть, а не гудят, — это уже что-то незнакомое. И совсем «загадка» фраза из другого стихотворения:
«Я нездужаю нiвроку».
Тут придется обратиться к переводу: «Я — чтоб не сглазить — не болею».
Есть люди, изучающие языки ради того, чтобы посмотреть, что у них внутри, как они устроены и нет ли в них чего-нибудь такого, что было бы полезно для объяснения родного языка. Это лингвисты, языковеды, занимающиеся вопросами строя языков и их историей. Как правило, они полиглоты. Полиглот — слово греческое, означающее «многоязыкий». Конечно, можно сделаться языковедом, изучая один родной язык — но как будет узок кругозор такого ученого?!
Недавно журналы писали о ленинградском аспиранте — 24-летнем юноше, знающем столько же языков, сколько ему лет — 24. Это результат выдающихся способностей. По специальности он лингвист. Несколькими десятками языков владеет эстонский профессор Пауль Аристэ. Академик Н. Я. Марр знал свыше сорока.
Но полиглоты совсем не обязательно лингвисты. Вспомните знаменитого русского писателя А. С. Грибоедова — человека блестящей образованности. Поэт Валерий Брюсов владел французским, немецким, английским, итальянским, арабским, персидским, армянским, латинским и греческим.
Интерес к изучению языков в Европе появился 400—500 лет назад в эпоху Возрождения, в века великих географических открытий. Это было время пробуждения от сна средневековья. В XV и XVI веках (прежде всего в Италии) начался бурный расцвет искусства и науки; тогда не было сколько-нибудь выдающегося человека, который не говорил бы на нескольких языках, не совершал бы путешествий в разные страны, не пробовал бы своих сил сразу в нескольких науках и искудетвах. С тех времен известны выдающиеся полиглоты. Итальянец Пико де Мирандола знал 22 языка, и современники назвали его «двадцатидвухъязычным чудом». В последующие века в Европе интерес к языкам не ослабевал.
Живший сравнительно недавно кардинал Меццофанти знал 58 языков. С его именем связан. например, такой случай. Несколько десятков лет назад два эстонца побывали в Риме и добились аудиенции у римского папы. Им очень не понравилось, что от дверей приемного зала до престола папы полагалось ползти на коленях и затем целовать папскую золотую туфлю. Один из них, пока они ползли, произнес по-эстонски другому: «Слушай, я плюну на эту туфлю». Когда они уходили, им преградил дорогу человек в кардинальском облачении и сказал, к их великому удивлению, на чистом эстонском языке: «В следующий раз
будьте осторожны и благодарите судьбу, что по-эстонски здесь понимаю только я». Это был Меццофанти.
Живший в Париже полиглот Григорий Колпакчи знал 70 или 80 языков — он сам хорошенько не сосчитал. Колпакчи писал, что человеку только первые три языка кажутся трудными для изучения. Затем он становится одержимым, страстно увлекающимся, «заболевает». и каждый новый язык дается ему все легче и легче. Если первый язык отнимает у человека два-три года, то двадцатый или тридцатый — недели две. Попробуйте!



Перейти к верхней панели