Когда-то здесь стелилась гать. Чуть поодаль возвышался косогор, затканный пахучим разнотравьем. За ним. весело шелестя листьями, стоял молоденький березняк.
Потом рядом выросла ТЭЦ. Сжигаемая в ее котлах угольная пыль превращалась в золу. Процентов двадцать этой золы могучие тэцовские трубы уносили в атмосферу, а остальные восемьдесят сбрасывались по соседству. Бульдозеры окружили низину земляными дамбами, и там, где недавно шелестела трава, образовался золоотвал. День и ночь трубопроводы, протянувшиеся от электростанции, изрыгали мутную пульпу. Вода уходила, а осевшая зола продвигалась все дальше и дальше. Бурый пустырь наступал.
Весной и летом, когда задували ветры, местность окутывало серое облако. И не было никакой возможности спастись от этой зольной пыли. Она скрипела на зубах, проникала сквозь плотно закрытые окна, пепельным налетом ложилась на соседние посевы.
…Сахара, Гоби, Такла-Макан, Кара-Кумы… Названия, знакомые еще по школьным учебникам географии. С ними неизменно связаны наши представления о бескрайних песчаных и солончаковых пустынях, о пыльных бурях и смерчах.
Но есть и другие пустыни — золоотвалы, шламовые поля, извлеченные из земных недр горы «бросовой» породы. Их становится все больше и больше, этих индустриальных пустынь. Как утверждают специалисты, года через два промышленные отвалы в нашей стране поглотят три-четыре миллиона гектаров земли.
Проблема? Еще бы! Ветры поднимают в воздух тысячи тонн пыли. Пыль душит растения, становится непреодолимым барьером на пути солнечных лучей, а без солнца растения чахнут. Пыль резко ухудшает микроклимат’, заставляя людей дышать грязным воздухом. Строятся заводы, горно-обогатительные комбинаты, шахты, теплоэлектростанции, а вслед за ними приходят и пустыни. Говорят: «Неизбежные издержки технического прогресса».
Десять лет потратил на решение этой проблемы доктор биологических наук Виталий Владиславович Тарчевский. Все началось со случайного разговора с попутчиком в полупустом трамвае, спешившем с Уралмаша в центр. А через месяц —телефонный звонок с настойчивым приглашением побывать в управлении «Свердловэнерго».
Главный инженер — моложавый, порывистый—расхаживал по кабинету и, поминутно обращаясь к карте, говорил:
— Взгляните сюда. Это — Красногорская ТЭЦ. — Левее и выше — Нижнетуринская. А здесь — Егоршинская. Так вот, все они работают на углях тонкого помола золоотвалы, следовательно, неизбежны. А золоотвалы — мертвая земля. Вы ботаник, Виталий Владиславович, и, видимо, только вы сможете нам помочь?
— Каким же образом?
— Попробуйте… оживить их.
Тарчевский согласился не сразу. Он понимал: мало того, что проблема для него, геоботаника-степняка, новая, это такой «орешек», что потребует все внимание и все силы.
Есть у ботаников специализация: одни занимаются альпийской растительностью, другие—только лесной, третьи — болотной или полярной. И это понятно: овладеть всей флорой — дело сложное. Ведь даже в пустынях Средней Азии насчитывается до шестисот видов растений. И геоботаник все их должен знать в совершенстве. Иными словами менять специализацию — примерно то же самое, что заново начинать изучать незнакомый язык.
И все-таки не это было главной сложностью проблемы. Обычная, пусть даже самая скудная почва имеет четкую структуру. А отвал? Это вообще не почва. Это — субстрат, безликая однородная масса. Здесь действуют иные закономерности. Но какие? И могут ли вообще в этом самом субстрате найти питание высшие растения?
— И все-таки, — настойчиво просили энергетики, — попытайтесь. Важность проблемы говорит сама за себя.
Это Виталий Владиславович понимал хорошо. Речь шла не просто об огромных территориях. Красногорский отвал — каких-нибудь полсотни гектаров. Но на Среднем и Южном Урале можно насчитать не меньше двадцати городов, вокруг которых «индустриальные пустыни» занимают десятки квадратных километров…
Тарчевский поехал на Красногорскую ТЭЦ. Гектар за гектаром тщательно изучал пустырь в надежде найти хотя бы один живой росток. Тщетно. Бурый пустырь был мертв, ни единого признака жизни.
Вернувшись в Свердловск, он позвонил главному инженеру «Свердловэнерго» и сообщил, что… согласен.
Десять лет назад здесь была «индустриальная пустыня» — эолоотвал Нижнетуринской ГРЭС.
…Коллеги Тарчевского встретили его решение по-разному. Нашлись, разумеется, энтузиасты. Но были и откровенные скептики. Одни из них неопределенно пожимали плечами, другие были более категоричны.
— В геоботанике, коллега, вы будете представлять ассенизационный обоз.
— И все же буду пытаться…
— Напрасно. Пока нет серьезного прецедента.
Он просмотрел все то, что имело хотя бы малейшее отношение к проблеме. Познакомился с немногочисленными работами польских и чехословацких ботаников. Полезного удалось найти немного. Что же касается прецедента, то он все-таки был. Сотруднику Главного ботанического сада Академии наук СССР Б. Си- галову удалось вырастить на золе, покрыв ее, правда, тонким слоем почвы, четыре вида из тридцати пяти испытанных растений.
Прецедент оказался подходящим для гипотезы, но не больше. Все дело в том, что по химическому составу золоотвалы весьма отличны друг от друга. Зола экибастузского угля содержит серу, в отвалах Южноуральской ТЭЦ до одного процента фосфора, а Нижнетуринский зольник представлял собою жесткий панцирь. Значит, прежде всего надо было исследовать сущность «индустриальных пустынь».
На это ушел год.
Ранней весной с группой студентов-дипломников Тарневский приехал на Красногорский золоотвал.
Был апрель. Сухой и ветреный. Над отвалом висело облако пыли, длинный шлейф от которого тянулся в сторону поселка. В самом облаке работать можно было только в респираторах и защитных очках. Ждать тихой погоды было нельзя — весна торопила.
Дел было невпрозорот. Завозили торф и почву, нарезали экспериментальные участки. На одних высаживали растения в слой, обогащенный почвой, на других — прямо в золу. Двести видов подопытных растений должны были ответить на главный вопрос: можно ли вернуть этому пустырю жизнь?
К середине мая работы закончили. Уставшие, но довольные вернулись в поселок поздно вечером. А утром их ждал первый удар: шквальный ветер выдул все семена.
Посеяли снова. И снова их труд оказался напрасным; прошел ливень и все смыл. И только третий посев остался сравнительно невредимым.
Дней через пять рано утром Тарчевского разбудил один из студентов:
— Виталий Владиславович! Я только что с отвала… Понимаете, всходы!..
В ту весну ботанический отряд Тарчевского заложил опытные стационары сразу на трех отвалах. Итоги подвели через год. Из двухсот видов растений выжило не более десяти. Но это была победа. Именно с ними, этими видами, предстояло теперь работать.
Группа Тарчевского стала лабораторией промышленной экологии растений. В нее пришли агрономы, ботаники, биологи. В следующем году заложили стационары на зольниках Нижнетуринской, Се- ровской, Южноуральской электростанций, на отвалах Джидинского медеплавильного комбината в Бурятии, на уступах угольного разреза в Коркино.
Еще недавно исследователи шли чисто эмпирическим путем. Теперь появилась возможность работать по строго научной схеме. Прежде всего субстрат подвергался всестороннему анализу. Спектрографический анализ предупреждал исследователей о том, какие в нем содержатся элементы; химический — позволял выявить «главные силы», то есть те элементы, которые исследователей интересовали больше всего; агрохимический — выявлял так называемые подвижные элементы — калий, кальций, фосфор, азот —те самые, без которых растение обойтись не может. Ну, а есть ли у будущих «поселенцев» отвала друзья? Населяют ли недра отвалов элементы, способные разлагать органические вещества? На эти вопросы давал ответ микробиологический анализ.
Длительность эксперимента — сезон. И каждый новый шаг вперед — это несколько лет жизни.
А между тем неизвестных еще оставалось немало. Пока было доказано лишь главное: отвалы покрыть растительностью можно. Ну, а другие вопросы? Какие, к примеру, можно сеять растения? Какой должен быть состав травосмесей? Какой из методов «оживления» отвала наиболее экономичный?
Появились работы Холидея и Хадсона. Английские ученые пришли к выводу о необходимости обязательного обогащения отвала слоем почвы в тридцать — шестьдесят сантиметров. И обязательно — большие дозы Удобрения.
Подсчитали. Оказалось, что метод англичан экономически невыгоден. Кроме того, предложение англичан в известной мере напоминало «тришкин кафтан». Ведь покрывая таким слоем отвал, необходимо было обнажать почву где-то в других местах. Следовательно, надо было искать иное решение.
Попробовали заменить почву минеральными удобрениями. Эффект оказался невысоким. Испытали иониты. С ними минеральные удобрения становились более долговременными, но резко возрастала стоимость работ.
Случайность и закономерность, как всегда при поиске, нередко оказывались рядом.
Однажды Виталий Владиславович обратил внимание на ручей, который бежал вдоль Нижнетуринского золоотвала. Берега ручья были зелеными. Поинтересовался, что за ручей.
Ему сказали: это сточные воды завода шлаковаты. Взяли пробу. В воде нашли органические примеси. А, вот в чем дело, вот что питает зелень на берегах ручья.
Пустили сток на отвал: результат превзошел ожидания. Через год высаженные здесь многолетние травы дали богатейший урожай.
Но это лишь частный случай: не у каждого отвала можно найти такой живительный ручеек. А проблема оживления «индустриальных пустынь» требовала общего решения.
Свой первый эксперимент Тарчевский начал около десяти лет назад. И до последних дней своей жизни он детально разрабатывал агротехнику посевов, выбрав тридцать из трехсот испытанных видов растений. Эти тридцать удалось «приучить» к безжизненному субстрату. А результат его работы— сотни гектаров оживленной земли и Большая серебряная медаль Выставки достижений народного хозяйства.
…Редкий день почтальон не приносит в лабораторию на третьем этаже Уральского государственного университета писем, запросов, телеграмм. Из Мурманской области просят сообщить возможность выполнения работ на отвалах апатито-нефелиновой фабрики… Рудный запрашивает сроки начала озеленений… Рекомендациями свердловчан интересуются в Бурятии и Киргизии, в Эстонии и на Украине. И не случайно в летнее время лаборатория по обыкновению пуста. Ее сотрудники на отвалах — возвращают людям земли.
