Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

В безбрежности неба, в бескрайности ясной пустыни лишь птицы сражались и гибли лишь птицы доныне.
«Песня о Нестерове». Стихи неизвестного автора.  «Нива». 1914 г.

Общеизвестно, что первым военным летчиком, совершившим воздушный таран, был Петр Николаевич Нестеров, автор «мертвой петли », или «петли Нестерова». Он выполнил ее на аэроплане типа «Ньюпор» 27 августа 1913 года. Вскоре после этого Нестеров был произведен в штабс-капитаны, а киевское Общество воздухоплавания торжественно наградило его золотой медалью.
О «петле Нестерова» писали и в Европе, и в Америке. Французы, например, рассматривали огромный успех русского авиатора и как торжество своей национальной промышленности; как аэроплан, так и мотор его были французского производства. Известный в то время американский авиаконструктор Картис, хоть и отнесся к полету Нестерова с недоверием, также был восхищен «безумной смелостью молодого русского авиатора».
К осуществлению своей мечты Нестеров готовился долго и кропотливо. «Петлю свою я действительно задумал совершить очень давно для доказательства своих принципов управления аппаратом, в корне расходящихся с господствующими взглядами,— писал он.— Мой опыт был рассчитан математически и носил серьезный характер. Только тогда я решился на него, когда был уверен в успехе».
Итак, П. Н. Нестеров первым в мире совершил «мертвую петлю». Однако приоритет свой ему пришлось доказывать и драться за него. Дело в том, что некоторые петербургские и московские газеты и журналы в 1913-м и даже в 1914 году, не затрудняя себя анализом событий и фактов, а попросту гонясь за сенсацией, слепо перепечатывали французские публикации, отдавая пальму первенства известному французскому авиатору А. Пегу. Этот летчик, действительно, сделал «мертвую петлю», но… только через 12 дней после Нестерова. П. Н. Нестеров вынужден был выступить с протестом в газете «Свет». Не лично о себе, не о собственной славе заботился он — о чести и престиже родного Отечества была его первейшая забота.
В то время, когда российское военное ведомство запретило своим летчикам делать «мертвые петли», французские авиаторы гастролировали по России, демонстрируя перед многочисленными зрителями те же самые «петли Нестерова». И вот 17 мая 1914 года при переполненной аудитории Политехнического музея в Москве произошла встреча Нестерова с Пегу. Тот публично признал первенство русского авиатора. Пегу подошел к Нестерову, дружески обнял и расцеловал. Приоритет русской авиации, который с такой легкостью отдавался французам, был восстановлен.

Национальным героем встретил П. Н. Нестеров первую мировую войну, в которой ему суждено было совершить свой второй — уже боевой — подвиг во славу русского оружия. Подвиг, сыгравший большую роль в развитии авиации, породивший целую плеяду наследников Нестерова, героев предстоящих битв…
Авиационный отряд, начальником которого был штабс-капитан П. Н. Нестеров, базировался на юго-западном фронте, в районе города Жолква. Летчики проводили воздушную разведку войск противника и доносили о результатах ее в штаб армии. Однако все чаще и чаще стали появляться над русскими позициями австрийские аэропланы. Особенно надоедал вражеский разведчик на двухместном «Альбатросе». В разговоре с одним из высших командиров Нестеров дал слово офицера, что покончит с этим разведчиком. До того он уже успел совершить двенадцать боевых вылетов, причем не только занимался разведкой, но и сбрасывал на противника трехдюймовые артиллерийские гранаты. По признанию пленных австрийцев, их командование сулило крупную денежную награду тому, кто собьет самолет Нестерова.
А русский штабс-капитан тем временем готовился к воздушному бою. Он говорил своим друзьям: «Меня занимает мысль об уничтожении неприятельских аппаратов таранным способом, пользуясь быстроходностью
и быстро подъемностью аэроплана». Обдумывая способы, которые можно было бы применить в предстоящей схватке с противником, он однажды приспособил нож в конце фюзеляжа «с целью разрезать оболочку неприятельского дирижабля». В другой раз решил прикрепить к своему аппарату длинный трос с грузом, которым рассчитывал опутать винт аэроплана противника, маневрируя над ним. Нестеров считал вполне возможным сбить вражеский аэроплан ударом сверху колесами своей машины. Друзья предостерегали его, что атакующий летчик, сам идет на огромный риск. На это Нестеров отвечал: «Жертвовать собой есть долг каждого воина».
Наступило 26 августа. В этот день над городом Жолква, где в местном замке располагался штаб русской армии, вновь появился австрийский «Альбатрос». Нестеров бросился к своему «морану» и сразу взлетел. Но догнать вражеского разведчика ему не удалось. К тому же летчику не повезло при взлете: оборвался трос с грузом. Солнце уже близилось к зениту, когда на высоте 1000—1500 метров вторично показался «Альбатрос». С земли по нему открыли беспорядочную ружейную стрельбу.
Нестеров без промедления оказался в воздухе. Его быстроходный «моран» стал настигать австрийца. Противник развернулся в сторону своей территории и, наращивая скорость, пытался уйти от преследования, но тщетно. Набрав нужную высоту и зайдя сзади, Нестеров сверху нанес стремительный удар колесами своей машины по «Альбатросу». Оба аэроплана потеряли управление и рухнули на землю.
Так погиб в первом в истории мировой авиации воздушном бою легендарный русский пилот Петр Николаевич Нестеров.
Его боевой соратник поручик  Крутень писал в редакцию газеты «Новое время»: «Итак, начало боя в воздухе положено. И первым бойцом был он же, русский герой, уже носитель венца славы за первую петлю — Петр Николаевич Нестеров… Слава тебе, русский герой!.. Слава богу, что русские таковы!»
Как эстафета подвига, передается из поколения в поколение наследие П. Н. Нестерова. В годы иностранной интервенции и гражданской войны авиационный отряд Нестерова был переформирован в истребительный дивизион, а затем преобразован в 1-ю Петроградскую Краснознаменную истребительную эскадрилью. В ней служил выдающийся летчик нашего времени Валерий Павлович Чкалов. «Мы с любовью и гордостью, — говорил он,— вспоминали » славного летчика капитана Нестерова. Его новаторство в теории и практике пилотажа стало достоянием многих тысяч советских летчиков».
Все дальше и дальше уходят в глубь истории события той давней поры. Однако время не властно предать забвению бессмертный подвиг Нестерова. В Петре Николаевиче проявились не только такие черты характера, как смелость, воля и упорство в достижении цели, но и талант авиатора, природный ум, благородство помыслов и беззаветное служение Отчизне.
…В городе Горьком, где родился П. Н. Нестеров, живет его дочь Маргарита Петровна. Она любовно хранит документы, фотографии, письма и подшивки журналов — семейный нестеровский архив, начало которому положено еще в прошлом веке. Под стеклами книжного шкафа — издания о П. Н. Нестерове, развернутые планшеты. Их часто берет с собой Маргарита Петровна, когда собирается на очередную беседу в клуб, школу, институт или на одно из: предприятий города. В этих беседах-глекциях она вновь и вновь воскрешает перед новым поколением бессмертный подвиг своего отца.
Среди многочисленных фотографий, находящихся в этом доме, есть и малоизвестные. На одной из них, например, Петр Николаевич запечатлен с мандолиной в кругу  своей семьи в Нижнем Новгороде. Оказывается, П. Н. Нестеров был не только выдающимся авиатором: он увлекался музыкой, обладал красивым голосом, играл на фортепиано и народных инструментах, неплохо рисовал.
Советские люди высоко чтят память о Петре Николаевиче Нестерове. Району и городу, где он воевал и погиб, присвоено его имя. В Москве и Гатчине есть улицы имени Нестерова. На домах, в которых он жил, установлены мемориальные доски.
В 1964 году Международная авиационная федерация учредила переходящий приз для победителя первенства мира по высшему пилотажу — кубок имени основоположника высшего пилотажа П. Н. Нестерова.
9 мая 1980 года на родине летчика — в городе Горьком, на берегу Волги, на новом бульваре имени Нестерова состоялся торжественный митинг, посвященный закладке памятника выдающемуся русскому летчику П. Н. Нестерову.
Память о П. Н. Нестерове свято хранят и в тех краях, где он совершил свой подвиг. В селе Воля-Высоцкая на Львовщине создан великолепный мемориал. На фоне бескрайнего поля высится обелиск. Титановым отсветом серебрится гигантская «мертвая петля». Ее шлейф, устремленный ввысь, венчает модель сверхзвукового истребителя. На обелиске барельефы: слева — крупный — Петра Николаевича Нестерова, далее — известных героев советской авиации и справа — первого космонавта Юрия Алексеевича Гагарина. И в этом большой символический смысл. Юрий Гагарин говорил, что для советских летчиков короткая, но яркая жизнь П. Н. Нестерова всегда служила живым примером воинской доблести и героизма. Светлая память о нем нетленна. Отдавая дань признания и благодарности своему национальному герою, наследники Нестерова продолжают его дело.
Весть о таране быстро облетела весь мир. Спустя семь месяцев, в марте 1915 года, примеру Нестерова последовал другой русский летчик:— Казаков. Настигнув неприятеля, он, пользуясь преимуществом в скорости, ударил винтом своего самолета по хвостовому оперению вражеской машины, сбил ее и благополучно приземлился.
Первым советским летчиком, повторившим подвиг П. Н. Нестерова, стал Антон Алексеевич Губенко. Будучи уже командиром группы (летчиков-испытателей, Губенко получил особо важное задание. В то время велась большая и неотложная работа по доводке нового истребителя И-16. В один из дней Губенко должен был выполнить испытательный «полет на слом». Накануне вечером к нему на квартиру зашел Валерий Чкалов, чтобы подбодрить друга перед ответственным испытанием. Он подарил Антону портрет П. Н. Нестерова с надписью: «Нет равных ему!»
«Полет на слом» Губенко провел успешно. За отличное проведение испытаний новых видов авиационной техники правительство наградило его орденом Ленина.
В 1937 году Антон Губенко едет добровольцем помогать китайскому народу бороться с японскими захватчиками. И там 31 мая 1938 года в большом воздушном бою под Ханькоу он сбил таранным ударом один из 36 уничтоженных в тот день японских стервятников.
Было это так. В круговерти жестокой схватки Губенко вдруг обнаружил, что у него иссякли боеприпасы. На исходе и горючее. Тогда он решил использовать последний шанс. Губенко бросил свою машину, на вражеский истребитель и разворотил его правую плоскость.
23 февраля 1939 года «Правда» опубликовала Указ Президиума Верховного Совета СССР. В нем сообщалось: «За образцовое выполнение специальных заданий правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и за проявленное геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина полковнику Губенко Антону Алексеевичу.
20 июля 1939 года в районе реки Халхин-Гол командир эскадрильи 22-го истребительного авиационного полка старший лейтенант Витт Федорович Скобарихин в поединке с японским летчиком выполнил второй в истории советской авиации воздушный таран. Обстановка боя сложилась так, что у советского пилота остался единственный путь: рискуя собой, спасти товарища. И он ударил винтом и левым крылом «ястребка» в нижнюю часть фюзеляжа японского самолета. Однополчанин был спасен. У Скобарихина от резкого столкновения лопнули привязные ремни, и он ударился головой о приборную доску. На несколько мгновений летчик потерял сознание. Очнувшись, Скобарихин вывел машину, в горизонтальный полет и мастерски приземлился на своём аэродроме.
Боевые друзья, прибежавшие поздравить летчика с победой, увидели торчащее в крыле советского самолета колесо вражеского истребителя — все, что осталось от машины врага.
Вскоре над Халкин-Голом таранным ударом был сбит еще один вражеский самолет. Это отличился молодой летчик-истребитель Александр Мошин. Родина высоко оценила мужество и отвагу летчиков: В. Ф. Скобарихину и А. Ф. Мошину было присвоено звание Героя Советского Союза.
Такова краткая история воздушного тарана от подвига П. Н. Нестерова до грозного 1941 года…
В первый же день Великой Отечественной советские соколы, вступив в смертельную схватку с фашистской армадой, смело шли, на таран. Вот несколько эпизодов из боевой летописи того памятного дня.
…Между девятью и десятью часами утра 22 июня над аэродромом 123-го истребительного авиаполка в шестой раз прозвучал сигнал тревоги. Фашистские бомбардировщики «Юнкерс-87» обрушились на штаб соседнего подразделения. Бомбардировщиков прикрывала группа «мессершмиттов». В воздух взмыла четверка советских «чаек» (истребитель И-153). Впереди — командир звена капитан Мажаев, следом за ним — лейтенанты Рябцев, Назаров и Жидов. Неожиданно по краю облака скользнули еле уловимые тени. И тут же пропали. Прошло несколько секунд, и на мажаевское звено ринулось восемь неизвестно откуда взявшихся «мессершмиттов».
Завязался неравный бой. «Чайки» старались держаться вместе, чтобы при необходимости прикрывать друг друга. Хладнокровно отражали яростные атаки противника.
Наткнувшись на упорное сопротивление, фашисты решили применить хитрость. Четыре «мессера» вошли в глубокий вираж, а остальные продолжали связывать советских летчиков боем. Сверху на «чаек» внезапно накинулся вынырнувший из облаков «хейнкель».
Лейтенант Жидов рванулся навстречу ближайшему «мессершмитту», но в то же мгновение сзади на него насел другой вражеский истребитель. На выручку лейтенанту поспешил командир звена, однако был атакован сразу тремя фашистскими самолетами.
Тогда наперерез противнику бросил машину Петр Рябцев. Грохнула немецкая пушка, потом ударил пулемет. Но Рябцев, словно не замечая опасности, несся вперед без единого выстрела. Он хотел подойти к «мессершмитту» как можно ближе и тогда только открыть огонь.
Когда до врага оставалось не более двухсот метров, летчик поймал в перекрестие прицела прыгающую черную свастику и нажал на гашетку пулемета. Очереди не последовало. В пылу схватки Рябцев не заметил, как израсходовал весь боекомплект.
А капитан Мажаев между тем из последних сил отбивался от фашистских истребителей. Еще минута — и они растерзают израненную «чайку». И в этот отчаянный момент у лейтенанта Рябцева молниеносно созрело решение: «Таран!».
Сделав крутой разворот, он устремился на заходившего в хвост командирской машины «мессершмитта». Немец, по-видимому, догадался о намерении советского летчика, но не захотел уступать. Два самолета, как метеоры, на бешеных скоростях неслись навстречу друг другу. Через две-три секунды неизбежно столкновение. Тут у немца сдали нервы. Накренив машину, он попытался ускользнуть в сторону. Но было поздно! Оба истребителя, фашистский и наш, охваченные пламенем, понеслись вниз. В воздухе вспыхнуло белое пятнышко — парашют. Это выпрыгнул из горящего самолета раненный в ногу советский летчик. Гитлеровский ас разбился вместе с машиной…
Имя Петра Сергеепяча Рябцева стало известно всей стране благодаря неутомимым поискам писателя, лауреата Ленинской премии Сергея Смирнова. Работая над книгой о защитниках Брестской ‘ крепости, он разыскал в архивах личное дело летчика и рассказал о его подвиге.
Долгое время, считалось, что первые воздушные тараны в Великой Отечественной войне были совершены 29 июня 1941 года Героями Советского Союза П. Харитоновым, С. Здоровдевым и М. Жуковым. И вдруг оказывается, что отважный советский летчик П. Рябцев уничтожил таранным ударом вражеский истребитель буквально через несколько часов после гитлеровского вторжения. Значит, воскрешена еще одна страница героической летописи той суровой поры…
После того, как Сергей Смирнов выступил в газете и по радио с рассказом о первом воздушном таране Великой Отечественной войны, он был буквально засыпан читательскими письмами. И тут выяснилось неожиданное: и писатель ошибался. Подвиг Петра Сергеевича Рябцева тоже не был первым.
Из боевых донесений и свидетельств однополчан стало известно, что в тот же день 22 июня, но на несколько часов раньше лейтенанта Рябцева, воздушный таран применили еще три наших летчика: Дмитрий Кокорев, Иван Иванов и Леонид Бутелин.
…4 часа 05 минут 22 июня 1941 года. Сто двадцать немецких бомбардировщиков под прикрытием шестидесяти «мессершмиттов» лавиной обрушились на приграничный аэродром 124-го истребительного авиаполка.
В это время из воздушной разведки возвращался МИГ-3, пилотируемый младшим лейтенантом Дмитрием Кокоревым. Летчик еще издали заметил над аэродромом столбы огня. И вдруг справа по курсу увидел фашистский «дорнье». Тот производил аэрофотосъемку.
Мгновенно оценив обстановку, Кокорев повел машину прямо на врага. Неприятельский пилот сразу же увеличил скорость и попытался оторваться от преследования. Он явно не хотел вступать в единоборство.
Дмитрий открыл огонь с дальней дистанции. Мимо! В ответ немецкий стрелок ожег МИГ-3 длинной очередью. Затем хлестанул еще раз, еще… «Дорнье» лихорадочно маневрировал, торопясь уйти к границе.
Младший лейтенант безошибочно угадывал эти маневры и опережал их. Выжав до предела сектор газа, Кокорев устремился в новую атаку. Приблизившись к «дорнье», он опять дал очередь из пулемета. Звук получился прерывистый, не такой, как обычно, и летчик с отчаянием понял, что выпускает последние патроны.
А враг уходил.
На секунду Дмитрия охватило мучительное напряжение. Но он уже знал, что делать. Лицо его посуровело, губы плотно сжались. Кокорев вплотную подошел к противнику и инстинктивно убавил газ.
Удар! Вражеский самолет беспомощно задрал нос, и Дмитрий отчетливо различил перекошенное от страха лицо хвостового стрелка. Тело младшего лейтенанта пронзила нестерпимая боль, и он потерял сознание.
Когда летчик очнулся, его «МИГ» беспорядочно скользил вниз. У самой земли Кокореву удалось перевести самолет в планирование и посадить на фюзеляж. Неподалеку догорали останки гитлеровского «дорнье»…
Так в 4 часа 15 минут 22 июня 1941 года в районе города Замбров был совершен первый таран Великой Отечественной войны.
…Тишину всколыхнул пронзительный и тревожный вой сирены. 4 часа 25 минут 22 июня 1941 года. Летчики 46-го истребительного авиаполка бросились к самолетам. В небо взвились три истребителя И -16. Ведущим шел старший лейтенант Иван Иванович Иванов.
Едва машины легли на курс, как слева показались шесть «юнкерсов». Они спешили побыстрее сбросить смертоносный груз и убраться восвояси.
Один из вражеских самолетов задымил. Остальные, суматошно поворачивали обратно. Тройка истребителей кинулась в погоню, по вынуждена была возвратиться на аэродром: кончалось горючее.
Иван Иванов уже стал снижаться, когда из-за леса неожиданно вынырнул «Хейнкель-111». Обстоятельства диктовали единственный выход. Старший лейтенант развернул свой И -16 и рванулся на перехват фашистского бомбардировщика. Тот ожесточенно отстреливался и старался ускользнуть.
Иванов с беспокойством бросал взгляд на трепетавшую возле нуля стрелку прибора: вот-вот иссякнут последние капли горючего. Надо спешить!
Летчик швырнул машину в сумасшедший вираж и оказался позади «хейнкеля». Секунда на то, чтобы сориентироваться, бросок вперед — и самолет со свастикой, потеряв хвостовое оперение, закувыркался В воздухе.
Но радость первой победы над врагом для боевых друзей Ивана Ивановича Иванова была омрачена: поврежденный советский истребитель тоже разбился. Небольшая высота не позволила пилоту выброситься  с парашютом. Ивану Ивановичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В его послужном списке запись; «Погиб при таране фашистского самолета ХЕ-111 22 июня 1941 года в районе города Нестеров». Это произошло недалеко от того места на Львовщине, где в 1914 году совершил первый в истории мировой авиации таран знаменитый русский летчик Петр Нестеров.
…Над одним из приграничных аэродромов в 5 часов 15 минут 22 июня 1941 года взвилась в небо сигнальная ракета. Приказ командира 12-го истребительного авиаполка был краток:
— Немецкие бомбардировщики пересекли границу… Уничтожить врага!
На выполнение задания вылетело звено младшего лейтенанта Леонида Бутелина.
«Юнкерсы» шли четким, монолитным строем. Но как только из облаков высыпали советские «ястребки», боевой порядок немецких бомбардировщиков тотчас распался. Однако «юнкерсы» продолжали следовать заданным курсом.
Леонид Бутелин заметил, как вражеский бомбардировщик повернул в сторону бензоскладов, расположенных в двух километрах от летного поля. Пропустить его, дать возможность сбросить бомбы на цель — значит оставить наши самолеты без горючего. Леонид прибавил скорость и погнался за противником, отвечая на бешеную стрельбу фашиста короткими очередями. Ему казалось, что он вот-вот поразит «юнкере», но тот лишь слегка вздрагивал и уходил то вправо, то влево. Его словно заколдовали.
Бутелин заметно нервничал. Выбрав удобный момент, он вновь полоснул свинцом по неприятельской машине… Но… пулемет захлебнулся и смолк. На короткое мгновение Леонид выпустил бомбардировщика из поля зрения. А когда снова отыскал его, тот находился уже недалеко от цели. Без колебаний младший лейтенант Бутелин направил свой «ястребок» на противника. «Юнкере» переломился в воздухе и рухнул, взорвавшись на собственных бомбах.
Погиб в этом бою и бесстрашный советский летчик…

Вот к каким неожиданным результатам привел поиск, начатый Сергеем Смирновым и подхваченный многочисленными следопытами. Писатель разыскивал одного человека, а нашел четырех. Четырех отважных, совершивших воздушные тараны в первый день Великой Отечественной войны.
Итак — четыре. Четыре таранных удара, обрушенных на врага 22 июня 1941 года.
А может быть, существовал и пятый? Исследования архивных материалов подтвердили и это предположение.
В донесении 126-го истребительного авиационного полка говорилось, что утром 22 июня в пяти километрах севернее аэродрома появилось более сорока самолетов врага. Наши истребители сразу же- вступили с ними в бой.
Командир звена младший лейтенант Е. М. Панфилов, сражаясь на высоте 600 метров с двумя ME-109, одному из них винтом своей машины отрубил хвост и, будучи сам подожжен вторым ME-109, выпрыгнул с парашютом.
К четырем славным именам прибавилось еще одно. Е. М. Панфилов был самым молодым: ему только-только исполнилось двадцать…
У нас нет возможности рассказать обо всех воздушных поединках славных советских соколов, в которых они сокрушили противника смертельным тараном 22 июня  1941 года. Но не назвать их имена мы не можем. Достойными наследниками П. Н. Нестерова, кроме тех, о ком мы говорили выше, стали также старший лейтенант А. И. Мокляк старший политрук А. С. Данилов, старший лейтенант К. П. Оборин, лейтенант С. М. Гудимов. Почти все они пали смертью храбрых в тот же июньский день, некоторые отдали свои молодые жизни в других воздушных сражениях, уничтожив еще не один самолет врага. Из этой девятки в живых остался лишь Андрей Степанович Данилов. Чудом спасшийся после того памятного боя у Гродно, в котором он, дважды раненный, протаранил фашистского аса, Данилов воевал на многих фронтах, сражался над Берлином. Сейчас подполковник запаса А. С. Данилов — почетный гражданин города Гродно.
Молва о таранах быстро ширилась. Многие наши летчики, попадая в сложные,- безвыходные ситуации, применяли этот прием воздушного боя и добивались победы над врагом. Таран наводил ужас на противника.
Вот, к примеру, признание уцелевшего после тарана немецкого пилота: «О таране мы знали понаслышке и не верили в его существование. Теперь я убедился, какая эта страшная вещь».
Мы назвали лишь девять имен. Но, как установили теперь военные историки, в первый день войны их оказалось двенадцать. Двенадцать отважных летчиков. И все они были коммунистами и комсомольцами. Это закономерно. Сыны партии и комсомола всегда и везде шли впереди. Первыми они были и в подвиге.
В 1964 году, в день 50-летия первого тарана, в Доме авиации и космонавтики им. М. В. Фрунзе летчики рассказывали, как они в годы Великой Отечественной войны совершали тараны. 25 летчиков осуществили по два тарана, Алексей Хлобыстов и Николай Терехин применили таран трижды, а Борис Ковзан — четырежды. За всю войну с 1941-го по 1945 год — было осуществлено около 500 таранов.
…Тридцать пять лет назад отгремели последние залпы Великой Отечественной войны. Но беспримерные подвиги советских летчиков в битве с жестоким врагом до сих пор продолжают изумлять. И они никогда не изгладятся из памяти народной. Потому что для отважных советских соколов существовал один девиз в жизни: служить Родине, пока бьется сердце..



Перейти к верхней панели