Рабочие дни недели в Институте Глобальных Проблем и Необъяснимых Случаев были похожи один на другой, как кандидатские диссертации сотрудников отдела Загадочных Исчезновений. Поэтому во вторник четвертого сентября все были приятно возбуждены. Еще бы! Когда еще увидишь такое? Ясно, что насорили, ясно, что запах — не приведи господь. Но не мелочи ли это по сравнению с возможностью наблюдать, как все восемь научных сотрудников лаборатории Экспериментальной Проверки Сумасшедших Гипотез тащат по институтскому коридору упирающегося и дико ревущего живого осла!
— Их уже девять,— пошутил кто-то.— А нам третий год не дают ставку…
Но «умники», как почтительно называли в Институте тех, кто работал в лаборатории ЭПСГ, не обращали внимания ни на шутки, ни на повышенный интерес к своей деятельности. Отчасти потому, что осел попался какой-то уж особенно упрямый. Отчасти же оттого, что за долгие годы к подобному отношению привыкли.
Через час возбуждение пошло на убыль. Две огромные корзины с пахучим сеном, плавно проплывшие в сторону ЭПСГ, в способности подогревать страсти заметно уступали тому, для кого предназначались. Романтика будней взяла свое…
Странности начались на следующий день, в среду. Вообще говоря, среда менее всех других дней недели подходит для научных открытий. В самом ее названии скрыто что-то степенное и умиротворенное. Это день заседаний кафедр, юбилейных чтений и профсоюзных собраний. Но!..
В кабинет директора Института Глобальных Проблем и Необъяснимых Случаев ворвался заведующий лабораторией ЭПСГ и не переводя дыхания выдохнул небольшую, но емкую речь на древнегреческом языке.
Использование почти забытого древнегреческого наводило на мысли. Еще более удивительным казалось то, что завлаб не заметил секретарши. Директор сделал совершенно правильный и с точки зрения логики единственно возможный вывод: что-то случилось! Либо в науке, либо в лаборатории! Итак…
— Эврика! — выдохнул завлаб и прислонился в изнеможении к стене.
— Панта реи…— директору язык Софокла и Гераклита тоже не был чужд, но для простоты общения с подчиненными он все же предпочитал русский.— Опять что-то?..
— Переворот!.. В науке!..— и завлаб, больше не владея собой, опустился на пол.
Что ж, время от времени перевороты науке просто необходимы. Директор это понимал, потому к сообщению завлаба отнесся без паники, но с энтузиазмом.
— Э… Буриданов осел… Две кормушки…— лепетал приведенный в чувство завлаб.— Слева и справа…
— Ну-ну, не волнуйся, дружок! — нежно поглаживая завлаба по отчетливо наметившейся лысине, отечески произнес директор.— Давай все по порядку. По порядочку…
Суть потрясшего весь Институт Эксперимента — безусловно, Эксперимента с большой буквы! — заключалась в следующем. С давних пор существует притча о Буридановом осле. И не просто существует, а используется в качестве веского аргумента для иллюстрации архисложности проблемы выбора равноценных возможностей. Притча проста: справа и слева от осла стоят две кормушки с сеном. К которой подойдет голодный осел? К правой? Но чем правая лучше левой, если они совершенно одинаковы? И мучимый сомнениями, осел умирает от голода перед двумя полными кормушками. Так полагал придумавший притчу мудрец Буридан…
Но на то и создана была лаборатория Экспериментальной Проверки Сумасшедших Гипотез, чтобы никому не верить на слово! Даже самым именитым! С особой чистотой поставленный Эксперимент давал теперь полное право перейти на звучный древнегреческий!
Осел не умер от голода. Он сразу же преспокойненько направился к кормушке! К левой! Эксперимент повторили. И вновь неторопливый и уверенный осел двинулся, ни секунды не раздумывая, влево. Корзины поменяли местами — опять влево! Приятно, черт побери, чувствовать себя на пороге открытия!..
Что только не вытворяли сотрудники лаборатории ЭПСГ с бедным ослом! Левую кормушку отставляли дальше, чем правую. Влево! В ней почти не оставили сена, зато правую наложили доверху. Опять влево! Казалось бы, что ещё? Но верные науке молодые кандидаты и доктора упорно искали разнообразные «за» и «против».
И находили только «за»! Осел упорно предпочитал левое правому! Тут не только по-древнегречески заговоришь…
Не оставалось ничего другого, как занести имена первооткрывателей на скрижали Истории Науки. Еще один фундаментальнейший закон природы в наших руках! Остались сущие пустяки — объяснить его…
Василий Викторович Суворов, мэнээс совсем другого НИИ, зашел в Институт Глобальных Проблем и Необъяснимых Случаев в разгар «ослиного бума», но по другому делу. Само собой, не показать Буриданова осла ему просто не могли. Потрясенный, он задумчиво буркнул про себя:
— Где же я мог раньше видеть эту животину? Нет, не в нашем институте…
С тем и ушел, даже не позавидовав в душе. Только спросил на прощание, сколько времени понадобилось, чтобы заполучить уникальное животное. Узнав, что всего три дня, удовлетворенно хмыкнул.
Мэнээс Суворов шел по улице и, не обращая внимания на прохожих, бормотал:
— Ослы в наших местах не водятся… в диком состоянии… А они получили за три дня… Значит… Но где же я его видел?..
Вдруг он как бы очнулся, хлопнул себя по лбу и, нащупывая в кармане двушку, бросился к ближайшему телефону-автомату. Набрал короткий номер справочного, затем, снова пошарив в кармане,— шестизначный…
— Ну как я сразу не вспомнил! — укоряя себя, вслух рассуждал мэнээс, выходя из будки автомата.— Ведь только в цирке все животные передвигаются по арене против часовой стрелки…
Сигарета
— Какая я изящная и хрупкая! Какая стройная у меня фигура и как к лицу мне белоснежный наряд! Я знаю, что нужна людям, и поэтому не покидаю их ни в радости, ни в горе… А мужчины! О! Мужчины просто обожают меня! При первом же моем поцелуе у них кружится голова, и любой готов с радостью отдать мне самое дорогое, что у него есть,— жизнь! — так говорила Изящная Сигарета одному из многочисленных ее поклонников, по каплям вливая сладкий яд в его сердце.
Язык
Язык работал в поте лица. Никогда не знал покоя. Все болтал, болтал, болтал, болтал… Но — странное дело — чем больше он трудился, тем меньшим уважением пользовался у окружающих.
— Как неблагодарны люди! — думал он иногда. И однажды решил:
— Хватит! Больше не двинусь с места. Пусть-ка попробуют обойтись без меня.
Он замолчал. И в наступившей тишине услышал:
— Наконец-то!
Н. КУДИНОВА
