Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

СТРЕЛА, НЕСУЩАЯ МИР
Мурат РАХИМКУЛОВ, писатель
Как драгоценную реликвию до конца своей жизни хранил Гете лук и стрелу. Про этот лук со стрелой он говорил И. П. Эккерману в мае 1825 года: «Как я вижу, он все еще в том же самом состоянии, в каком был в 1814 году, когда меня почтил его подношением один начальник башкирского отряда».
Башкирский народ, как и народы всей Руси, разгромившие полчища Наполеона, может с полным правом сказать вместе с Пушкиным:
…В бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами
— кумир
И пашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир.
Во время Отечественной войны 1812 года в Оренбургской губернии было сформировано сорок кавалерийских полков, в том числе 28 башкирских.
Вместе со всеми народами помнят и башкиры «про день Бородина». Москву в рядах русских войск защищали четыре башкирских полка. В одну из ожесточенных атак французам удалось Захватить прославленный редут Раевского. Тогда генерал Ермолов бросил в наступление батальон Уфимского полка и выбил неприятеля.
Человек исключительной отваги, замечательный воин и поэт Денис Давыдов в своих мемуарах «Тильзит в 1807 году» и «Дневник партизанских действий 1812 года» писал о башкирах: «Вооруженные луками и стрелами», «в вислоухих шапках, в каких-то кафтанах вроде халатов и на лошадях… малорослых», они были присланы «с намерением, поселив в Наполеоне мысль о восстании на него всех народов, подвластных России, устрашить его тем».
Д. Давыдов рассказывает об одном случае, свидетелем которого он был. В перестрелке взяли в плен французского подполковника, огромный нос которого насквозь был пронзен стрелой, остановившейся ровно на половине своей длины. В тот момент, когда лекарь собирался уже пилить стрелу надвое возле самого носа, чтобы как можно безболезненнее вынуть ее, один из башкир, узнав свое оружие, запротестовал: «Нет,— говорит он,— нет, бачка (батька.— М. Р.), не дам резать стрелу мою; не обижай, бачка, не обижай! Это моя стрела; я сам ее выну».— «Что ты врешь,— говорили мы ему,— ну как ты вынешь ее?» — «Да, бачка, возьму за один конец,— предложил он,— и вырву вон; стрела цела будет».— «А нос?» — спросили мы. «А нос? — отвечал он.— Черт возьми нос!» Можно вообразить себе хохот наш… Долг платежом красен: тут, в свою очередь, французский нос восторжествовал над башкирской стрелою».
Французы прозвали башкир северными купидонами. Кстати, вместе с Денисом Давыдовым в тылу врага отважно действовал башкир — командир конноказачьего полка майор Темиров.
Подвиг башкир воспет русской литературой в самых задушевных и проникновенных словах. Он вдохновил оренбургского поэта-декабриста Петра Кудряшева на цикл стихотворений. Сами их названия говорят о доблести, верности родине: «Прощание башкирца с милой», «Песнь башкирца перед сражением», «На смерть башкирского батыра». На эту тему создано немало исторических народных песен. Например, башкирские песни, дошедшие до нас в вольных переводах П. Кудряшева.
Он коня седлает верного,
Надевает шлем с кольчугою,
Прицепляет саблю острую,
Лук тугой за плечи вешает
И колчан с стрелами меткими».
Вместе с мужьями и братьями в войне участвовали и башкирские женщины. Оренбургский краевед первой половины XIX века Василий Зефиров в «Рассказах башкирца Джантюри» описал подвиг отважной башкирки. Французы окружили отряд конников. Ему грозила неминуемая гибель. Женщина, благодаря своей находчивости, спасла отряд и была награждена боевой медалью. Среди башкир до сих пор бытует песня «Ирэмэль», воспевающая подвиг женщины-башкирки, участницы Отечественной войны 1812 года.
Смелость башкирских воинов признавал сам неприятель. Французский генерал де Марбо в своих мемуарах писал, что русские получили подкрепление, состоящее из  большого количества башкир и татар; эти вновь прибывшие части, вооруженные одними луками и стрелами, стремительно атаковали личный конвой Наполеона… Другой мемуарист, Дюпюи, писал: «Нас особенно угнетали отряды башкир, вооруженных копьями и луками»
…Великий Гете, отложив в сторону перо, брал в руки башкирский лук. Стрела, пущенная из него батыром, принесла мир, дала возможность творить гениальному художнику.
г. Уфа.

ТЕКСТИЛЬЩИК — ПРОФЕССИЯ СИБИРСКАЯ
Владимир ЖЕРНОВНИКОВ, журналист
Кто не знает о том, что «на Сибири и пряли и ткали»? В каждом доме была прялка, да не одна — несколько. В больших семействах имелся ткацкий станок. Однако долгое время эти занятия оставались домашними.
Лишь в XVIII веке под Тюменью и в Тобольске появились суконные фабрики, мастерские, занимавшиеся изготовлением судовых и рыболовных снастей, полотняная и шелкоткацкая мануфактуры. Как товары кустарного изделия, так и промышленные всегда пользовались широким спросом на ярмарках и в Тобольске, Ирбите, Кургане и далеко за пределами Тобольской губернии.
Вот что пишет о мануфактуре тобольского купца Ф. Ф. Кремлева, основанной в 1793 году, доктор исторических наук Д. И. Копылов:
«Предприятие имело хорошее по тем временам оборудование и выпускало в год до 6000 аршин шелковых, полушелковых и бумажных тканей и 5000 аршин лент. Продукция не уступала по качеству тканям московских мануфактур и вся без остатка расходилась в Тобольске».
Славилось и тюменское сукно, тонкое, добротное. Но настоящую славу приобрели здешние ковры. «Ковров в Тюмени выделывается довольно много, хотя и нет для них постоянно и правильно организованных фабрик. Ковры эти по доброте, чистоте и изящности рисунка и отделки, а также по прочности красок не могут выдержать сравнения с бухарскими, но надобно сознаться, что выделка их совершенствуется год от году и употребление довольно распространено не только в Сибири и во внутренних губерниях, но они продаются даже в царстве Польском…» Это строки из «Памятной книжки для Тобольской губернии» 1864 года.
А в газете «Неделя» того же времени о былой славе тюменских ковровщиц упоминает Юрий Кларов в повести «Сафьяновый портфель, или Премия Наполеона»: «Ассортимент товаров в магазинах Елпатова в России не исчерпывается изделиями Востока. Здесь также можно было приобрести русские ковры, преимущественно тюменские, с пышным разнообразием растительного рисунка ка черном фоне и длинным ворсом, исполненные в так называемой «махровой технике».
Ковры из Тюмени охотно покупали в Петербурге, при царском дворе, и всюду, где знали цену работе сибирских мастеров.
В советское время, до войны и после, заметную роль в крае играли ковровые артели и льнопеньковые заводы, которые работали на местном сырье.
Так что профессия текстильщика в Сибири давняя.
Как-то в Москве, при посещении ГУМа, я был приятно удивлен, увидев ткань «Светлана» производства Тюменского камвольно-суконного комбината.
Рождение в этом городе текстильного гиганта связано с тем, что Тюмень стала центром уникального по своим масштабам нефтегазоносного региона. Комбинат — внушительное даже по современным меркам производство. Под одной крышей целых пять фабрик, задействованных в сплошной конвейер. С него почти непрерывно сходит пряжа ярких и нежных цветов, пальтовые и костюмные ткани.
Характерны их названия: «Сиверга», «Полярный», «Мегион», «Медея», «Харис»… И вот «Светлана». На ежегодных ярмарках в Москве с тюменскими текстильщиками охотно заключают договоры швейные и торговые предприятия Украины, Белоруссии, других союзных республик, крупных городов страны.
На комбинате насчитывается более 200 профессий и специальностей. Ведущие из них известны у нас издревле.
Старый промысел получил новую жизнь.
г. Тюмень.



Перейти к верхней панели