Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

…Старые, старые куски киноленты с кадрами полувековой давности. Толпы народа, Владимир Ильич Ленин на броневике… Зимний дворец. Матросы, солдаты с винтовками и гранатами, устремленные на штурм. А вот широкая дворцовая лестница, устланная мягким ковром, и поднимающийся по ней человек в защитного цвета френче, в английских крагах и в фуражке без кокарды. Вот он же на площади перед Зимним дворцом произносит бесконечную нервную речь. Потом на фоне дворцовой роскоши одряхлевшей империи он же стоит у телефона — усталый, тревожный, опустошенный. Это — Керенский, глава Временного правительства, главковерх, как он сам называл себя, калиф на час, бесславно бежавший за границу, когда исторический залп «Авроры» возвестил победу Великой Октябрьской социалистической революции… Наконец— афиша, пожелтевшая от времени, с названием фильма «Октябрь», и дата: 14 марта 1928 года — день выхода юбилейной картины на экраны страны.
…Мы сидим в небольшой светлой комнате в квартире Николая Александровича Попова в Кирове и рассматриваем эти старые реликвии.
— Сравните-ка вот этот портрет Керенского из «Нивы» с такой фотокарточкой.’ Есть какое-нибудь сходство? — спрашивает он меня.
— Очень похоже,— отзываюсь я.— Откуда у вас эта фотография Керенского?
— А разве вы не узнаете меня в роли главковерха на кадрах?
— Вас? — удивляюсь я. И начинаю пристальней вглядываться в черты лица и фигуру изображенного на фотокарточке человека. Да, конечно, это он…
Я знавал Николая Александровича Попова в юности, когда он был студентом Вятского педагогического института в начале 20-х годов. Мы раскланивались с ним при встречах, иногда перебрасывались двумя-тремя фразами и — все. Вскоре он куда-то исчез с моего горизонта, и лишь через 40 с лишним лет я встретился с ним в Кирове — уже седоусым, импозантным стариком, и мы подружились на этот раз..
— Расскажите же, — тормошил я его при первой после долгих лет встрече,— как случилось, что вы стали участником знаменитого фильма? Ведь его создавали такие знаменитые кинорежиссеры, как Сергей Эйзенштейн и Григорий Александров, кинооператор Эдуард Тиссэ.
И Николай Александрович посвятил меня в некоторые подробности.
…Весной 1926 года в советской печати заговорили о создании тогда еще немого исторического фильма, посвященного приближавшейся 10-й годовщине Великой Октябрьской революции. В 1962 году Григорий Васильевич Александров (наш с Н. А. Поповым ровесник) рассказал корреспонденту «Известий» историю этого фильма о революции.
«Летом 1926 года в зал заседаний Совнаркома были приглашены Сергей Эйзенштейн и я. Здесь находились М. И. Калинин и Н. И. Подвойский, бывший в октябре 1917 года председателем Военно-революционного комитета в Петрограде. Михаил Иванович показал нам книгу: Джон Рид «Десять дней, которые потрясли мир».
— Владимир Ильич хотел, чтобы вы создали фильм такого рода, как эта книга,—- подчеркнул Михаил Иванович.
В качестве консультанта назначили к нам Подвойского. Горячее участие в дальнейшей работе по созданию фильма приняли Н. К. Крупская и М. И. Ульянова, а также многие другие непосредственные участники Октябрьского переворота, которые различными штрихами потом дополнили то, чего не мог увидеть Джон Рид. Для участия в фильме ленинградские райкомы партии и комсомола подобрали тысячи ленинградцев, главным образом для эпизодов о взятии штурмом Зимнего дворца. Участвовал в картине и Подвойский, игравший самого себя».
Созданная по этому случаю агитзрелищная комиссия при Президиуме ВЦ И К в марте 1927 года утвердила сценарий режиссеров С. Эйзенштейна и Г. Александрова, и в апреле того же года в Ленинграде начались съемки.
Н. А. Попов в те годы учился на кинофакультете Ленинградского института истории искусств. Как-то студенты пригласили прогремевшего уже тогда постановкой фильма «Броненосец «Потемкин» молодого кинорежиссера Сергея Михайловича Эйзенштейна прочесть у них в институте лекцию о современном искусстве кино.
— После лекции,— рассказывает Попов,— я попросил Эйзенштейна принять меня в съемочную группу для прохождения практики по учебному плану института. Сергей Михайлович предложил прийти к нему дней через семь — десять. Так завязывалось мое знакомство с талантливым кинорежиссером.
Ежедневно бывая на кинофабрике, Н. А. Попов знал, что режиссеры и постановщики «Октября» заняты поиском типажей для исполнения ролей В. И. Ленина и Керенского.
Однажды, придя туда, он был поражен сходством с В. И. Лениным человека, сидевшего в вестибюле. Ему рассказали, что это новороссийский судовой механик Никандров, которого Эйзенштейн готовит на роль В. И. Ленина в кинофильме «Октябрь», и что его уже показывали Н. К. Крупской и М. И. Ульяновой, и они одобрили типаж. А на роль Керенского человек пока не найден.
— И вот тогда у меня возникла дерзкая мысль,— продолжает Николай Александрович,— не смогу ли я сыграть Керенского?
Николай Александрович отправился в парикмахерскую и сделал себе прическу под Керенского, навел легкий грим, густо напудрил нос, чтобы он при съемке вышел толще. Проделав все эти операции с лицом, попросил своего брата сфотографировать его при разном освещении и в различных ракурсах. Один из снимков оказался очень удачным.
Но тут произошло одно обстоятельство, впоследствии смутившее предприимчивого актера. Забежавший на минутку к Попову товарищ по институту был поражен сходством фотографии с портретом Керенского, незаметно стащил один из снимков и в тот же день отвез его Эйзенштейну. А через несколько дней и Николай Александрович Попов поехал к знаменитому кинорежиссеру, чтобы, как было условлено, окончательно договориться о своей практике. На всякий случай захватил с собой и наиболее удавшиеся снимки «под Керенского».
— Сергей Михайлович,— рассказывает дальше Попов,— принял меня в своем номере гостиницы очень радушно. Поговорив с ним о прохождении практики, я как бы мимоходом задал ему вопрос — найден ли артист на роль Керенского? Эйзенштейн выдвинул ящик письменного стола и показал мне мою же фотографию. Я был изумлен: откуда и как она могла попасть к нему? Эйзенштейн сказал, что снимок привез ему один студент. Типаж, по его мнению, был превосходен. Но вся беда в том, что студент не оставил адреса изображенного на снимке человека…
Тогда я вынул из кармана пиджака свой снимок и протянул его Сергею Михайловичу. Он обрадованно воскликнул: «Значит, вы его тоже знаете? Вам известен его адрес?» Это восклицание придало мне смелости настолько, что я не раздумывая заявил: «Сергей Михайлович! Типаж-Керенского перед вами, это — я!» Эйзенштейн сначала уставился на меня, потом долго вглядывался в мою фотографию, достал из ящика стола еще какие-то снимки, должно быть, самого Керенского, и некоторое время внимательно их рассматривал.
В это время в номер вошли режиссер-постановщик Григорий Васильевич Александров и кинооператор Эдуард Казимирович Тиссэ.
— Посмотрите, наш Керенский нашелся! — обратился к ним Эйзенштейн и добавил: — Правда, молодоват.
— Да и худощав немного, и как будто выше ростом. Но это все в наших руках, —ответил ему, посмотрев на Попова, Александров.— А чтобы нижняя часть лица и скулы стали шире, вы положите за щеки по овальному срезу яблока.
— Кое-что сделаем и светом,— добавил Тиссэ…
Я спросил Николая Александровича:
— Вероятно, вы много и напряженно работали над образом вашего персонажа?
— Наоборот, почти совсем не работал ни сам лично, ни тем более с режиссером,— ответил он.— Я только тщательно изучил по литературным источникам повадки главковерха и манеру держать себя с людьми да придал им несколько сатирический характер. Эйзенштейн сказал мне, что мечтой Керенского, по его глубокому убеждению, было восхождение к вершинам славы. В фильме это образно представлено в аллегорической сцене бесконечного восхождения главковерха по дворцовой лестнице в Зимнем, с одной остановкой в середине, когда он поднимает голову и смотрит на фигуру, установленную на верхней площадке, на фигуру с венком на голове. Там его ожидают генералы и двое адъютантов. Сцена эта занимает почти целую часть фильма.
Эйзенштейн одобрил мою манеру держать правую руку за бортом кителя, левую сзади, за спиной. И лишь порекомендовал слегка поигрывать пальцами этой руки, когда он нетерпеливо ожидает чего-либо, например, торжественного открытия дверей в анфиладу дворцовых покоев… Не надо забывать того, что кино еще было «великим немым» — не озвучивалось.
Фильм (или как тогда произносили — фильма) снимался С. Эйзенштейном по его новому методу. Характеризуя его в статье, опубликованной в сборнике «За большое киноискусство», он писал: «Основной задачей было по возможности не преобразовывать художественно и не воссоздавать, а «демонстрировать» того человека, которого на экране представляем».
Таким образом, от типажа, то есть от внешне похожего на изображаемую личность исполнителя, не требовалось актерского искусства. И чем меньше он играл, тем считалось лучше. Это был театр без актера.
— Именно поэтому,— рассказывает дальше Н. А. Попов,— съемки шли без репетиций и дублей. Вначале это меня очень смущало, но я скоро привык. Мелкие недостатки выправлялись режиссерами за монтажным столом… Вот так я и стал участником исторического фильма «Октябрь».
Фильм снимался в лихорадочном темпе. Сергей Эйзенштейн записал в своем дневнике 18 июня 1927 года:
«Работаем по тридцать часов подряд. Смертельно устаем. Отдыхаем по очереди. Спланирую сцену и засыпаю… Александров, установив свет, засыпает у какой-нибудь семисотки. Эдуард с синяком от объектива должен героически напрягаться, чтобы в сотый раз усталым глазом наводить фокус…» —
В фильме приняли участие свыше тысячи человек, в том числе многие непосредственные участники Октябрьского переворота: красногвардейцы и их командиры, штурмовавшие Зимний, часовые, которые в октябре 17-го года охраняли Смольный и кабинет В. И. Ленина… Сигнал к штурму Зимнего дворца во время съемок фильма подал тот самый матрос, который подавал его и в историческую октябрьскую ночь. Сам крейсер «Аврора» подошел по Неве тем самым путем, которым он прошел только единственный раз в октябре 1917 года. Исполняя роль Керенского, Н. А. Попов выезжал на той самой автомашине, на которой удирал от народного гнева главковерх в октябре 1917 года.
В дневнике 13 июня 1927 года С Эйзенштейн записал:
«Объезжали районы узнать настроения рабочих — вчера были проведены собрания по предприятиям с призывом участвовать в картине. Вечером оказалось, что по разверстке губкома явились все.
Когда для съемки нужно было восстановить «голодные» очереди у лавок, пришлось из больниц вывести женщин, страдающих туберкулезом, но вот истощенных детей так и не нашли».
Фильм снимался весной. Ленинградская весна в тот год запоздала, и деревья стояли голые, как осенью, шли непрерывные дожди. Это способствовало созданию в картине того октябрьского колорита, который составлял ее фон. Чтобы усилить правдоподобие, к месту съемок было подвезено 12 или 13 возов прошлогодних осенних листьев из скверов и Таврического сада. Пол в Смольном усыпали окурками, собранными в разных клубах города. В Смольном пришлось временно снять памятник К. Марксу и на фронтоне здания заменить серп и молот двуглавым орлом.
Облик Ленинграда за 10 лет, то есть к моменту съемок, мало изменился по сравнению с тем, каким он был в октябре 1917 года. Зимний дворец еще не был реконструирован и сохранял тот же кроваво-багровый цвет окраски, какой был при царе. Еще оставалась покрытой булыжником Дворцовая площадь, а на Невском сохранилась торцовая мостовая. Но пришлось привезти десятки возов дров, чтобы восстановить штабеля Зимнего дворца.
Фильм «Октябрь» обошел все экраны не только нашей страны, но и зарубежные. И тут и там он произвел большое впечатление. Французская газета «Монд» писала: «Это песня, это поэма, эпопея, заснятая на пленку…»
Кинофильм «Октябрь» стал подлинным событием в истории нашей отечественной кинематографии. О нем чрезвычайно положительно отозвались Луначарский, Крупская, режиссеры Козинцев, Пудовкин, Трауберг, Леон Муссииак. Надежда Константиновна Крупская писала в газете «Кино» (№ 12 за 1928 год): «Чувствуется при просмотре фильма «Октябрь», что зародилось у нас, оформляется уже новое искусство — искусство, отражающее жизнь масс,  их переживания… Фильм «Октябрь» — кусок этого искусства будущего, в нем много прекрасного». А. В. Луначарский назвал фильм «Октябрь» «киноэпопеей о Революции».
Негатива фильма не сохранилось. К 50-летию Октября все-таки удалось по отдельным кадрам, сохранившимся в Госфильмофонде, по эскизам Эйзенштейна, которые нашлись в Центральном архиве литературы и искусства, и по сценарным рукописям Г. В. Александрова, восстановить копию фильма и озвучить его музыкально и дикторским текстом, и он вновь появился на экранах. Новая редакция «Октября» создана была на киностудии «Мосфильм» под руководством старого постановщика первоначального варианта Григория Васильевича Александрова.



Перейти к верхней панели