Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Когда в разгар отпусков к вам на работу прибывает новое оборудование, а осенью ожидается комиссия из министерства, грандиозные планы на лето приказывают долго жить.
Ты ждал июня, и он пришел. За окнами буйствует солнце, где-то шумит море, по вечерам стрекочут цикады, а в глубине пальмовых аллей целуются влюбленные. Ты же, пыхтя от натуги и обливаясь потом, таскаешь с этажа на этаж тяжеленные ящики… В конце концов начинает казаться, что это лето в твоей жизни последнее и вслед за ним наступит бесконечная зима с трескучими злыми морозами. Нимб мученика слепит глаза, и ты видишь в повседневных заботах то, чего в них нет. Наделяешь ящики разумом и начинаешь их крыть почем зря.
Жажда перемен превращает тебя в шагающую заводную куклу, которая, даже натолкнувшись на стену, продолжает перебирать ногами. Когда выясняется, что ящик с программной документацией прибудет позже и программисту делать пока нечего,— ты идешь к начальнику. Под напором твоих слов он молчит, хмурится, тяжело дышит, а затем говорит «ладно» и отпускает на неделю. Стена отступает.
Ты приходишь домой и не знаешь, куда себя деть. В патетическом приступе собираешь рюкзак, мужественно сомкнув губы и мысленно повторяя: «Бежать!» Электричка уносит тебя из города, и через несколько остановок ты углубляешься в лес в надежде отдохнуть от них всех.
Ты убежал.
Шел третий день добровольного отказа от благ цивилизации. С рюкзаком за плечами я топал по лесной тропинке и с удовольствием ощущал, как ноги пружинисто отталкиваются от земли. Голова была полна свежих впечатлений, умных мыслей и с непривычки слегка гудела. Я спешил, опасаясь, что, если остановлюсь и расслаблюсь, оставшиеся дни пролетят незаметно.
Поначалу мне часто попадались дачные строения и собиратели грибов и ягод. Я ускорял темп, стараясь достичь безлюдных мест. Желание хоть немного побыть отшельником — Робинзоном или Зверобоем — таилось во мне всегда. Кроме того, я надеялся встретить Неведомое…
Лишь в конце третьего дня я оказался в настоящем лесу. Высоченные сосны скрывали солнце, и внизу было сумрачно. Чаща, бурелом, густой папоротник и заросшие мхом валуны.
Потом лес поредел, и, взобравшись на пригорок, я увидел болото. Оно тянулось далеко и упиралось в частокол деревьев. Еще дальше виднелись синеватые холмы. Пытаться обойти неожиданное препятствие было бессмысленно. Возвращаться назад тоже не хотелось Время близилось к вечеру, и мне не улыбалось продираться сквозь завалы, которые я только что одолел. Походив взад-вперед, я обнаружил ровную сухую поляну.
Через час поляна моими усилиями приобрела вполне обжитой вид. Пламя костра облизывало закопченный котелок, и я вновь поднялся на пригорок, чтобы получше рассмотреть болото.
Быстро темнело. Солнце превратилось в багровый диск, иссеченный полосками облаков. Диск опускался куда-то за край земли, поджигая небо и лес. Стволы мертвых деревьев,, торчащие над трясиной, обугливались на глазах.
Я отступил. Гамма цветов подействовала на меня угнетающе, и я пожалел о выборе места для ночлега. В то же время подумалось, не нашел ли я то, что искал. Неведомое, чем бы оно ни было, явно коснулось этих мест.
Поужинав, я забрался в палатку. Полчища комаров, казалось, не кормились с момента рождения. Несколько  раз я выбирался наружу и просовывал в свое убежище тлеющую головешку. Жалкие эти потуги лишь раззадорили кровопийц, и я избрал тактику измора. Набросал в костер веток и уселся рядом, ожидая, когда комарье угомонится.
Одиночество располагает к отвлеченным размышлениям, и злобные нападки комариного племени навели меня на мысль о его ненависти к человеческому роду. Эволюция поскупилась в отношении насекомых, которые лишь суетятся и усложняются, силясь обрести сознание. Я был для них объектом биологической мести. Ничего удивительного, счастливчики всю жизнь испытывают на себе огонь из всех видов оружия, которым располагают неудачники.
С болота доносилось кваканье лягушек, Костер прогорел, и лишь алые угли, похожие на огни далекого ночного города, жадно таращились в темноту. Млечный путь обозначил в небе дорогу, по которой мне никогда не пройти. Я гость в этом огромном мире, и после моего ухода здесь ничего не изменится. Все так же будут светить звезды, квакать лягушки и тлеть угли погасших костров.
Я позавидовал комарам. У кого нет разума, тому незнакома грусть. Неудачников не волнуют проблемы, порожденные тем, чего они не имеют. В этом их преимущество…
Хруст ветки прервал невеселые раздумья.
За три дня шепот леса стал для меня привычным. Я перестал вздрагивать по пустякам и всматриваться в каждый куст. Но сейчас неизвестное доселе чувство подсказало мне, что я не один.
Не меняя позы, я обшарил глазами темноту. Наверное, Зверобой поступил бы иначе. Он бы отпрыгнул в сторону и через секунду лежал бы незримый, готовый на слух палить из «оленебоя». Я же походил на глупого страуса, зарывшего голову в песок. Единственное, что сделал,— это незаметно подтянул топорик.
Откуда-то сбоку вышел человек и громко произнес:
— Вечер добрый! Обогреться позволишь?
На душе полегчало. Злодей подкрался бы сзади и непременно попытался бы оглушить дубиной с тяжелым корневищем на конце. Хотя… я ведь ни разу не встречал настоящего злодея.
— Пожалуйста.— Я поднялся и бросил из угли охапку хвороста.
Человек подошел, и я разглядел фуражку с зеленым околышком.
— Я лесник,— сказал незнакомец.— Смотрю, костер горит, вот и решил поинтересоваться. Вы один?
— Да.
— Я за вами наблюдая.*— Он ткнул куда-то рукой.— На браконьера вы не похожи. Турист?
— Нет. Просто отдыхаю. Отпуск,
— Понятно.— Он присел на корточки.— Городской?
— Да.
— С огнем надо поосторожнее. Лес сухой, не углядишь — и пойдет трещать. А вы сидите на месте, я думал, может, уснули. Не помешал?
На вид ему было около пятидесяти. Держался он миролюбиво, красноватое в отблесках пламень лицо радовалось возможности поболтать. Форменные китель и фуражка внушали доверие.
Я улыбнулся и повесил над костром котелок с остывшим чаем.
Поначалу темой нашего разговора был лес и связанные с ним проблемы, волнующие лесников. Однако вскоре Федор Николаевич — так звали нового моего знакомого — понял, что в данном вопросе я собеседник никудышный. Некоторое время мы просто смотрели на догорающий костер. Потом беседа возобновилась, избрав иное русло, но сквозь дремоту я слабо улавливал ее смысл.
— …нехорошее место,— донесся до-меня обрывок фразы, и я невольно вздрогнул.
— Что?
— Я говорю, удивился, увидав здесь костер,— пояснил лесник, пошуровав угли.— Люди избегают этих мест.
Сон влетел с меня в один миг.
— Почему?
Лесник вздохнул.
— Да разве их разберешь. Слухи всякие ходят, а спросишь кого — молчит или отшучивается. Один вот сказал недавно — видел такое, чего быть не может, но не расскажу, чтоб за дурня не посчитали.

Я передернул плечами и подбросил в костер веток. То ли лесник решил рассказать на ночь пару страшных историй, то ли здесь и впрямь что-то происходит. Место подходящее. Болото и вообще…
— А вы сами что-нибудь видели? — спросил я, постаравшись усмехнуться,
— Видел,— тихо произнес Федор Николаевич.
Пламя костра освещало стену леса, а дальше был совершенный мрак. Там что-то происходило. Бесшумно носились в воздухе крылатые твари, осторожно ступали никем не виданные существа, подолгу замирали за каждым деревом, переглядывались и подавали друг другу какие-то знаки. Приближались, но в полосу света не выходили.
Мои надежды на встречу с Неведомым, кажется, осуществились.
— Человечка видел,— проговорил лесник, подняв на меня глаза.
— Какого человечка?
— С виду обыкновенного. Вроде вас, например, или меня.
— Ну?
— Поговорили мы с ним. Разошлись. Я оглянулся — а его нет.
— Как так нет?
— А вот так. Между нами шагов десять было. Ни дерева, ни куста — поляна.
— Хм… Может, спрятался?
Лесник покачал головой.
— Я искал. Несколько раз окликнул. Потом ушел. Мы замолчали. Здравомыслящие люди убеждены, будто чудес не бывает. Это их дело. Я никогда не был здравомыслящим и потому поверил. Так интереснее жить, хотя и чаще попадаешь впросак.
Было очень здорово сидеть вот так у костра и сознавать, что вокруг происходят странные вещи. Я боялся, что лесник, продолжив рассказ, сведет его к тривиальной разгадке и все испортит. Однако любопытство оказалось сильнее, и я спросил:
— А как он выглядел, этот человек?
— Старичок,— коротко ответил Федор Николаевич.— Маленький сухонький старичок.
— Ну хорошо, а о чем вы говорили?
Федор Николаевич усмехнулся.
— Он представился лесником и спросил, что я здесь делаю.
— Интересно. Но ведь лесник-то вы?
— Я.
— Это был ваш коллега?
— Всех своих коллег в округе я знаю в лицо.
— Ну тогда просто сумасшедший. Или шутник. Он увидел вашу фуражку, китель. И решил подурачиться.
— В тот день я был без формы,— задумчиво произнес Федор Николаевич.— А вот на нем форма была,
— Какая?
— Наша.
Я почувствовал, что начинаю путаться. Был один лесник, стало два. Кто настоящий? Прикинул так и этак и решил, что Федор Николаевич меня разыгрывает. Наверное, среди лесников ходит такая известная шутка, и они не упускают случая подкузьмить дилетанта. В данном случае — меня… Стало неинтересно. Я ожидал истории из жизни лесных привидений, а тут какие-то лесники. Чтобы не огорчать собеседника, я промолчал.
— Я сразу заподозрил неладное,— продолжал Федор Николаевич.— Но виду не подал. Сказал, что собираю ягоды, и, как бы ненароком, задал пару вопросов, на которые смог бы ответить только настоящий лесник,
— Ну и?..
— Он ответил.
— А потом?
— Потом спрашивать начал он. Очень странные были вопросы.
— Например?
— Он спросил, нравится ли мне болото.— Федор Николаевич как-то напряженно хмыкнул и стрельнул в меня глазами,— Ничего вопросик, а? Вот вам — нравится?
Я подумал и пожал плечами.
— Вообще-то да. Есть в нем что-то, сильное, зловещее, необузданное. Но пока спящее.
— Вот-вот! — обрадовался мой лесник.— И у меня такое же чувство. А старичок так и сказал, я, говорит, наблюдал за вами, когда вы болото разглядывали, поэтому и спрашиваю. Вижу, говорит, что оно произвело на вас впечатление.
Я зачем-то кивнул головой. Какая-то мысль настойчиво свербила мозг, но Федор Николаевич не дал сосредоточиться.
— Потом он сказал, что болото это не простое. Будто и не болото вовсе, а му… му…— Лесник смущенно крякнул, достал из кармана клочок бумаги, развернул и по слогам прочитал: — Му-та-ци-оиная зона.— И добавил: — Я записал, чтобы не забыть. Мудреные слова, непонятные.
На традиционные шутки это не походило, и мне стало не по себе. Ночь, дремучий лес, ненормальный лесник — сочетание малоприятное. Теперь мне хотелось, чтобы финал наступил поскорее, оказавшись смешным и незатейливым.
Но Федор Николаевич гнул свое, пугая серьезным лицом.
— Старичок сказал, что раньше оно было чем-то иным, а потом стало болотом… Или болото стало им. В общем, не разберешь. Мы люди темные, нам не понять,
— Когда это раньше? — недовольно буркнул я.
— Давным-давно. Нас тогда еще не было. И леса тоже не было.
— А что было?
— Может, вообще ничего. А может, что-то и было. Не знаю.
Воцарилось молчание. Я внимательно разглядывал лесника. Кажется, он почувствовал себя неуютно. Засопел, завозился, устраиваясь поудобнее, но мне показалось, что он хитрит. Пытается скрыть беспокойство.
Я хмуро потребовал;
— Дальше.
Федор Николаевич оживился.
— Вот и я сказал, дальше, мол. А он говорит, что болото в чем-то там опоздало, не воспользовалось моментом, не успело. Теперь, значит, поздно, а когда следующий случай представится — неизвестно.
Он осторожно глянул на меня и, воодушевившись моим терпением, затараторил быстро и сбивчиво:
— Оно… болото то есть, может и само кое-чего достичь и, надо сказать, достигло, но мало. Оно не знает как и поэтому хочет чужими успехами попользоваться. Временно, конечно. Потом все вернет, как и было. Даже своим поделится, это уж обязательно. Мол, в обиде не останетесь…
— А зачем?
— Что… зачем? — прошептал лесник.
Кажется, он испугался. Не веря в успех, он страстно желал убедить меня в своей правдивости, а теперь оторопел оттого, что я принял все доводы и заговорил на его языке. На самом же деле, я задал первый попавшийся вопрос.
— Зачем, э-э… пользоваться чужими успехами?
— А оно…— Лесник сглотнул.— Оно могло бы добиться большего, но у него нет опыта.
— Какого опыта?
Он напрягся, губы у него дрогнули, а глаза посмотрели с мольбой и как-то по-собачьи. Мол, догадайся сам, ты ведь умный, а я говорить не умею.
Но все же сказал. Выдохнул:

— Человеческого… опыта. ,
Я не знал, что еще спросить. Пытаясь разобраться с болотом, увяз по уши. Перед глазами стоял неприятный старик и шепелявил беззубым ртом, неся околесицу. Бред оказался заразительным. Чтобы избавиться от навязчивой картины, я лег на спину и стал считать звезды,
Федор Николаевич понуро смотрел в потухший костер.
— Вот и вы не поверили,— с грустью заметил он.— И никто не верит.
— Да ну что вы!
Мне стало совестно. Никаких альтернатив! В природе до сих пор встречаются тайны, и это прекрасно. Человечек? Ну и пусть! Исчез? И на здоровье! Когда-нибудь наука и этому найдет объяснение. Будем продолжать диалог.
— А откуда он взял все это?
Федор Николаевич вздохнул, секунду помедлил и сказал:
— А он сам… оттуда.
Я не понял, и лесник пояснил:
— Из болота он.
— У него там свой дом, что ли? — спросил я и сжал губы, которые упрямо растягивались в улыбке.
— Нет. Дом ему не нужен. Когда он там, он не человек, а когда выходит, становится человеком. Вернее, только похожим, а на самом деле тоже не человек. Я, наверное, непонятно объясняю?
— Ну почему же, в принципе ясно… Вообще-то нет, ничего не ясно. Вы ему сказали, что вы лесник?
— Сказал. И даже удостоверение предъявил.
— А он что?
— Он засмеялся. Я, говорит, знал, что встречу когда-нибудь настоящего лесника.
— Сознался, значит?
— Сознался.
— Ну и кто же он на самом деле?
— Сказал, что его болото сделало. Для разведки.
Я промолчал. Наверное, у Федора Николаевича шпиономания. Кажется, есть такие люди, которым повсюду мерещатся шпионы. Враги не дремлют и засылают своих лазутчиков прямо в болото. Там у них резиденция.
Вообще-то мне повезло, будет о чем рассказать друзьям.
— И комары здешние тоже разведчики,— продолжал бубнить лесник.— Болото их породило, чтобы они всю живность исследовали, которая вокруг ходит.
Это было уже слишком. Я ничего не ответил, только посмотрел — и Федор Николаевич поспешно добавил:
— Это старичок так сказал.
Странная была ночь. Я узнал много нового. Оказывается, и в наше время шастают по лесам старички-колдуны, прикидываясь лесниками. Лешие в современном обличьи.
— Ну, и какова же цель этих исследований?
— Болото большие силы в себе чует,— объяснил лесник.— А как ими распорядиться, не знает. Вот и хочет нашу жизнь изучить. Чтобы понять, а может, и помочь чем. Оно ведь тоже живое, но по другому пути пошло, и вроде как в тупике сейчас.
«Параллельные прямые пересекаются в бесконечности»,— не к месту подумал я и сказал:
— Так пускай бы этот старик шел себе в город или в деревню, изучал бы там, что надо, и помогал.
— Не может он далеко от болота отходить,— произнес лесник с укоризной, словно заступаясь за коллегу.— Да и по времени не успеет. Он же не настоящий. Конструкция сложная, недолговечная — рассыпается.
Помолчал и добавил:
— И не город ему нужен, а люди. Нутро ихнее.
Так. Час от часу не легче. Досужая игра слов вырастала во что-то законченное. Кажется, с чего начали, тем и завершим — исчезновением старичка.
— Ну а чего этот старик хотел? Предлагал что-нибудь конкретное?
— Предлагал.— Лесник посмотрел на меня как будто с надеждой.— Отбрось, говорит, все сомнения и войди в болото. Хоть на пару секунд.
— Как — войди?!
— Ну, погрузись, что ли.
— Да он псих!
— Конечно, псих,— послушно согласился Федор Николаевич.— Я тоже сказал, что псих.
— А он?
— Он говорит, не хочешь — не надо. А поверишь или тягу в себе услышишь — приходи и не сомневайся.
— Какую еще тягу?
— Болото ведь не простое. Раз ты рядом с ним побыл, оно тебя потом за тыщу километров найдет и позовет.
— Бред,— заявил я и задумался.
Мифический старичок предлагал чушь. Я бы рассмеялся, если бы бессонная ночь не убила во мне чувство юмора. С другой стороны, несмотря ни на что, рассказу лесника нельзя отказать в логичности. Я, как программист, смотрел со своей колокольни. Если принять несколько аксиом о мутации болота, последующие рассуждения выглядят вполне убедительно. В истории математики немало примеров, когда абстрактные и абсурдные на первый взгляд умозаключения приводили к новой картине мироздания.
Это меня беспокоило. Я искренне желал встретить Неведомое, но теперь противился этой встрече, избежать которой не смог…
Небо на востоке заголубело, однако спать расхотелось, хотя я и устал чертовски. Наконец бледнеющие в вышине звезды подсказали ответ. Наверное, Федор Николаевич страдает бессонницей и за долгие ночи перечитал уйму фантастической литературы. Как следствие — разработал свою теорию, а поделиться не с кем. Вот и шатается по лесу в поисках оппонентов. Жена его, конечно, не понимает. Попробуйте, предложите собственной жене погрузиться в болото. Все предварительные доводы она не воспримет, а само предложение расценит совершенно однозначно … Да, ему не позавидуешь.
А в общем, молодец. Свою концепцию чужими устами апробирует. А чтобы пострашнее вышло, на себя намекает. Другой бы сразу быка за рога — я, мол, такой-то и такой-то, ж из у в болоте, пошли со мной. А этот старичком прикрылся, из-за спины выглядывает и в свою грудь пальцем тычет. На «прозрение» меня наводит, психолог! Нет, голуба, не доставлю я тебе удовольствия, не испугаюсь.
— Ладно.— Я поднялся, разминая затекшие ноги.—  Пора собираться. Светает уже.
Федор Николаевич тоже подхватился.
— Вы уж меня извините,— пробормотал он растерянно.—  Всю ночь из-за меня просидели. Вы бы поспали, что ли? А я вам черники принесу.
— Спасибо, но мне пора. На работу скоро. Три дня сюда, три дня обратно. Как раз успею.
— Ну что ж, конечно. Стало быть, не поверили?
— Чему?
— Ну… про старичка?
— Вы знаете, пожалуй, нет.
Лесник кивнул.
— Я тоже сначала не поверил. А когда он исчез, призадумался. Может, и верно, а?
— Все может быть,— согласился я и отправился собирать палатку.
Федор Николаевич мне помог, потом мы попрощались, и я ушел, ни разу не обернувшись.
Как-то незаметно рассвело, небо словно умылось, а верхушки сосен вспыхнули золотыми спичками.



Перейти к верхней панели