Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

1
Когда поэт касается пера —
перо дар речи обретает:
живет, ликует и страдает
душа — поэзии сестра.
Туманится над Машуком с утра
седая облачная стая,
грозу под вечер предвещая.
И вдруг взрываются ветра…
Дрожат покои царского двора
и голос самодержца слышен в гуле:
«Сегодня же услать его под пули!,.»
Садится Лермонтов за белую бумагу,
и льются строки боли и отваги
во имя чести, правды и добра.
2.
Во имя чести, правды и добра
живет поэт,.. Пусть исжна стара,
но палачам неведома она —
и в давние, и в наши времена…
В горах кавказских — посвист пуль с утра,
поручик саблю трогает: остра.
Гойтинский лес — зеленая стена,—
как струны, натянулись стремена.
Мундир — долой: мешает развороту,
еще чуть-чуть — и в смертную работу…
Он молится: «Пошли мне, боже, рану:
писать стихи — вот вся моя забота…»
Еще надеялся: даль звездного полета
изведает он поздно или рано.
3.
Изведает он поздно или рано —
мой современник — сытую охрану,
работу, выполняющую рьяно,
и трупы средь колымского бурьяна.
Я об этом говорю невольно,
весь пронзенный лермонтовской болью.
Ненавижу, если взводят пистолеты,
взяв на мушку горсточку поэтов.
Мой народ, который без вины
выбит был войной и без войны,
в том виновен лишь, что славил истукана..
Ни оправданьем, ни потоком слов
теперь не смыть и в тысячу веков
безвинных кровь на рукавах тирана.
Безвинных кровь на рукавах тирана
поэт увидел в озаренья миг,
когда накликал божий суд на них —
развратников царева балагана.
Что у поэта? Слово лишь одно,
пусть гневное, но не убьет оно,
Свободы, Гения и Славы палачи!
«Смерть поэта»
а у царей всех рангов и мастей
застенки, пули, нары лагерей.
Петлистая у правды колея,
но время — неподкупный судия —
осветит все, как праздничный салют.
И потому разгневанный поэт
свободу славит и творящий свет,
когда тиран над правдой правит суд.
5.
Когда тиран над правдой правит суд,
от злобы он по-волчьи сатанеет:
выходит к птицам — птицы не поют,
к народу явится — народ пустеет.
В миру поэт, как мцыри, одинокий —
ни матери, ни друга, ни жены,
и вещие к нему нисходят сны,
слагаясь в горестные строки:
Полдневный жар… долина Дагестана…
точится кровь… дымится рана…
Без промаха тираны в гений бьют,
но не своей державной дланью —
лишь пальцем шевельнут в негодованьи
мартыновская свора тут как тут.
Мартыновская свора тут как тут,—
статисты в предстоящей драме.
Над Машуком уже не облачка плывут,
а тучи черные, набитые громами…
И разразится здесь июльская гроза,
и будет молнии крошить о Пятигорье…
Поэт спокойно смотрит в небеса
и улыбается, как в добром разговоре.
Но в небесах ни тени провиденья,
и тишина пока, как в первый день творенья,
лишь тучи сонные сползают грузно с гор.
У всех свидетелей берестяные лица,
изобразив ухмылочку, убийца
стреляет без раздумия — в упор.
7.
Стреляет без раздумия в упор
лишь тот, кому убийство — не в укор,
кому в вину не ставится вина… ,
Дантес российский знал и понимал,
на что он руку поднимал! . .
Как ты, палаческая миссия, страшна!..
В Тарханы, в полночь, тихо— через степь
въезжает он… И нагло входит в склеп,
и трогает свинцовый гроб рукой,
которой сделал выстрел роковой.
И снова, как при той кровавой драме,
выходят тучи, дыбятся громами,
и подает свой гневный голос бор,
и замолкает звездный разговор…
8.
И замолкает звездный разговор,
и Млечный Путь взирает с изумленьем,
когда корабль с турбинным дерзким рвеньем
вонзается в космический простор…
Вдруг Королев — свидетель горьких лет —
Гагаринской ракете глядя вслед:
«Ах, каким бы космонавтом был
Лермонтов!» — сказал и загрустил.
А в космосе летит, летит поэт —
его стихи, его земной портрет,
как он мечтал в свой час перед рассветом.
И спит земля в сиянье голубом.
И вечен мир, покуда жизнь на нем.
Да! Утверждаю я венком сонетов,
9.
Да! Утверждаю я венком сонетов,
что нет любви взаимной у поэтов,
а коли есть,— то призрачна она.
Ах, Варя! Варенька Лопухина.
Знаю, знаю: загнанный поручик,
кинув взгляд на грозовые тучи,
твердо встретил волчий зрак ствола —
и дохнула холодом о н а…
Стало ясно — смерть неотвратима.
Не молитву прошептал он — имя,
но остался оклик без ответа,
а ведь было — доля молодая —
вы цвели, стихи его читая…
Чувство начинается с поэтов!
Без них в безмолвие низвергнется планета…
Нет, не в безмолвие! В ликующую тьму.
Год сорок страшный… Нас сгрузили где-то,
а где, известно богу одному.
Наш политрук, измученный и хилый,
протер очки и мне сказал одно:
— Иди, комсорг! И постарайся, милый,
чтоб завтра знали все «Бородино»….
Ах, вот где час пробьет последний мой!
Я повторял: «Умремте ж под Москвой»…—
бессмертную строку поэта.
О, пламень предков! Он бушует в нас,
но если он погаснет хоть на час,—
сердца людей заблудятся без света.
13.
Сердца людей заблудятся без света…
Я вам потом еще скажу об этом,
а сейчас вернемся в Пятигорье.
Мокрое январское предзорье;
был штыком эльбрусский воздух вспорот,
гвардия вломилась с громом в город…
Обелиск.» Проходят ИЛы низко,
строй солдат застыл у обелиска…
И молвил капитан: «Великому поэту
клянемся мы добыть великую Победу!..»
«Клянемся!» — и салют из поднятых стволов.
Коль верх берут раздьявольские силы,
то вырастут могила на могиле
и облачится в ненависть любовь.
12.
10.
Чувство начинается с поэтов,
детство голубое — со стихов.
Ах, как много в эти годы света
и еще не высказанных слов.
И летит, летит наш парус белый,
а под ним лазурная струя,
и мечты еще не отлетели,
и еще доверчивы друзья.
Но все пройдя и став отцам на смену,
мы в этой жизни славим неизменно
женщину, детей и соловьев.
И как поэт, мы до предела жизни
несем любовь к единственной Отчизне —
чувство, воскрыляющее кровь.
14.
И облачится в ненависть любовь,
когда согнут ее девичьи плечи:
она же вся земная, человечья,
а значит, смертна, как ни славословь.
Но не подвластна пуле и петле —
есть у нее защитник безупречный!
Любви мы будем поклоняться вечно,
пока живут поэты на земле.
И Лермонтов, бессмертный, как любозь,
ее певец — он будет вновь и вновь
на свет рождаться, но не умирать…
Шуршит, как мышь, ночная тишина,
над домиком —. кавказская луна,—
и вновь поэт касается пера.
1 1 .
Чувство, воскрыляющее кровь,— ,
с ним идут на подвиги в бессмертье,
в нем живут добро и милосердье,
только с ним и хлеб, и мирный кров…
Строки, воскресающие бой,
зовущие солдатскими устами:
«Ребята! Не Москва ль за нами?..»
живут с тех пор для нас с тобой.
Я слышу: «Позади Москва…» —
Клочкова — Диева железные слова —
«Нам за Москвой земли советской нету!»
С народом первыми встают на бой
поэт — с пером, с оружием — герой,—
без них в безмолвие низвергнется планета!
15.
Когда поэт касается пера
во имя чести, правды и добра,
изведает он поздно или рано
безвинных кровь на рукавах тирана.
Когда тиран над правдой правит суд,
мартыновская свора тут как тут,
стреляет без раздумия — в упор,—
и ‘замолкает звездный разговор.
Да! Утверждаю я венком сонетов:
чувство начинается с поэтов,
чувство, воскрыляющее кровь.
Без них в безмолвие низвергнется планета,
сердца людей заблудятся без света
и облачится в ненависть любовь.



Перейти к верхней панели