Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Рефтинский край (в границах бассейна реки Рефт) имеет признаки обособленного историко-географического района. Главной его особенностью является то, что он на протяжении всей истории был базой природных ресурсов для внешнего окружения, а имеющиеся здесь малолюдные поселения являлись инфраструктурой добычи леса, продуктов лесохимии, торфа, золота, изумрудов, асбеста. Район располагал востребованными природными ресурсами, но почти не имел собственных производительных сил.
Проблема решалась государством через использование мобилизационно-принудительных форм привлечения трудовых ресурсов. И такое привлечение было более широким, чем на сопредельных территориях. Контингентами, осваивавшими край, были: военнопленные I-й и II-й мировых войн, трудармейцы первой Революционной Армии Труда, раскулаченные крестьяне, заключенные ИТК и ИТЛ, интернированные граждане стран Восточной Европы, «выселенные из Крыма» в 1944 г., немцы-репатрианты.
Во время Второй Мировой войны плененные солдаты вражеских армий стали поступать на Урал в мае 1942 г. Причем из 3000 человек 2000 были направлены в район торфоразработок, на болота, дающие начало реке Рефт (Монетно-Лосиновский лагерь).8 мая1942 г. зам. народного комиссара внутренних дел Союза ССР комиссар государственной безопасности3 ранга В. Меркулов издал приказ НКВД СССР№ 00928 «Об использовании военнопленных на торфоразработках Наркомата электростанций в Свердловской области». В нём вменялось начальнику Управления НКВД СССР по делам о военнопленных и интернированных- майору госбезопасности Сопруненко немедленно развернуть в Свердловской обл. Монетно-Лосиновский лагерь на 2000 чел. (в двух пунктах) и Басьяновский лагерь на 1000 чел. В Монетно-Лосиновский лагерь требовалось направить: 500 чел. из Оранского лагеря,500 чел. из Унженского лагеря, 200 чел. из Актюбинского лагеря и 800 чел. из Темниковского лагеря.
Начальникам этих лагерей было приказано отобрать из военнопленных рядовых и младший начальствующий состав, вполне пригодных по физическому состоянию для работы на торфоразработках. Все отобранные для работы на торфоразработках должны были быть одеты по сезону.
Назначен начальником Монетно-Лосиновского лагеря т. Гриневич, ранее находившийся в должности зам. начальника Подольского спецлагеря НКВД, комиссаром лагеря— лейтенант госбезопасности т. Воробьев, до этого — комиссар Гороховецкого спецлагеря НКВД. Начальником оперативного отделения лагерястал лейтенант госбезопасности Кравец, ранее — начальник Особого отделения Марийского лагеря НКВД.
Не был забыт и хлеб насущный. «Питание военнопленных производить по дифференцированным нормам ГУЛАГа НКВД. Разницу между дифференцированными и существующими нормами для военнопленных покрывать за счет фондов Наркомата электростанций. Необходимой обувью и спецодеждой обеспечивать за счет фондов Наркомата электростанций». [5] Понятно, чем руководствовался ГКО, принимая такое решение. Оборонная промышленность перемещена на Урал. Главные угольные бассейны – на окупированной территории. Возросла нагрузка на электростанции региона. Война сильно сократила кадровый ресурс торфоразработок. Их история такова. В связи со строительством в Свердловске Уралмашзавода в качестве топливной базы было решено использовать торфяные массивы в районе ж.-д. станции Монетная. В 1931г. уже приступили к добыче торфа багерно-элеваторным способом. [21] Уже в эти годы была проложена сеть узкоколейных железных дорог, достигавшая, в своё время, болот Островного и Шамейского (пригород Асбеста). Все операции по сушке, уборке, погрузке производились в ручную «сезонными рабочими», фактически – раскулаченными и выселенными, главным образом, с Кубани. [29] В середине 30-х годов с них были сняты большинствоограничений, кроме запрета покидать район поселения. Т.е. они не были привязаны к предприятию и многие, по возможности, переходили на менее тяжелую или лучше оплачиваемую, чем торфодобыча, работу. Кулацкая ссылка истощалась за счет выбывающей молодежи, которая снималась с учета. Кроме того, в 1942 г. раскулаченные уже подлежали мобилизации в армию. Не следует забывть и 1937-38 годы, прорежившие спецпоселения. Вобщем, торфодобыча остро нуждалась в людских ресурсах.
Уральская историческая энциклопедия сообщает, что первые колонны пленных «размещали в специально отведенных местах в зонах содержания сов. заключенных» [10].
О довоенных лагерях советских заключенных в районе поселков Монетка и Лосинка данных нет. Вероятно, пленных селили в бараках спецпоселений раскулаченных, оснастив образованную зону по правилам НКВД.
Действительно, вот как вспоминала об этом Н.Селезнева, проживавшая во время войны в поселке Лосиный Березовского района: «Бараков у нас в посёлке всегда было много. Часть из них огородили и сказали, что там будут жить пленные».
Запоминающейся была и встреча с пленёнными вражескими солдатами. « Жители с утра вышли к паровозику «Кукушке», — который ходил с участка на участок. И вот в 4 часа вечера подошёл состав, вагоны открыли, а пленные стоят и боятся выходить. Подошёл военный, что-то им объяснил спокойно, и они стали выходить. Но военным пришлось сделать коридор из солдат с собаками, так как народ с обеих сторон начал на них надвигаться. В это время вышла пожилая женщина и сказала: «Опомнитесь, это такие же дети и отцы, которых приказом отправили на бойню». Жители постояли и стали расходиться».
Об обращении с пленным конвоя и отношении местных жителей. «Бить их никогда не били. Солдаты, охранявшие их, никогда не кричали. Если кто дорогой на работу занемог, колонна останавливалась и ждала столько, сколько было нужно. Пленные, которые работали в посёлке, могли с нами общаться, и мы передавали им кое-какие вещи. И этого никто не запрещал». [25] Пленные первой волны, прибывшие в наш край, были, главным образом, воинами немецкой, румынской и финских армий. Точных сведений нет, это следует из косвенных данных. Например, присутствие финнов в Монетно-Лосиновском лагере следует из факта ареста в сентябре 1942 г. пленного А.Хейно, завербованного органами и готовившегося к заброске за кордон. При оперативной проверке оказалось, что он ещё до войны нелегально жил в СССР, также тайно вернулся в Финляндию, при этом передал полиции сведения разведывательного характера. Попав в плен, скрыл своё настоящее имя.[25] Труд военнопленных в народном хозяйстве Среднего Урала широко применялся на контрагентских началах, — то есть путем предоставления рабочей силы подопечных ОПВИ НКВД предприятиям других наркоматов. На торфоразработках хозяином был наркомат электростанций. Вряд ли он остался доволен работой контингента. По сообщению начальника Монетно-Лосиновского лагеря, в течение июня-июля 1942 г. производственное задание было выполнено всего на 30-40 %. На Лосиновском торфопредприятии за весь летний сезон 1942 г. план добычи торфа «ни одного дня выполнен не был».[27] Исследователи объясняют это плохим продовольственным и вещевым обеспечением контингента.
Очевидно, условия содержания были причиной побега в июне – августе 1942 г. 17-ти пленных этого лагеря. Все они были задержаны и осуждены судом Военного Трибунала войск НКВД Уральского округа на длительные сроки заключения. Неизвестно, чем для них закончилось советское заключение, но пережить зиму 42 – 43 годов на торфяных болотах шансов было, пожалуй, меньше, чем в другой зоне.
Наличие вещевого довольствия от требуемого в Монетно-Лосиновском лагере, по состоянию на 15.11.42 г. составляло: матрацев – 67%, фуфаек – 23%, брюк ватных – 50%, белья нательного – 61%. Так, уже 6 октября 1942 г. в одном из отделений при возвращении с рабочего объекта в бараки от переохлаждения скончались 6 человек. С 10 по 20 октября в лазарет поступили 21 чел. с диагнозом «переохлаждение». Все они скончались через непродолжительное время.
В начале ноября 1942 г. начальник УНКВД по Свердловской области Т.М.Борщев в спецобращении на имя секретаря Свердловского обкома ВКП(б) В.М.Андрианова, докладывал, что в Монетно-Лосиновском лагере при отсутствии теплой одежды, недостаточном питании и тяжелом труде заболеваемость и смертность постоянно увеличивается. В июне умерли – 38 чел., в июле – 149 чел., в августе – 148 чел., в сентябре – 170 чел., за половину октября – 129 чел., всего – 634 чел., иди 30% всех заключенных.[25] По архивным данным всего за период 1941—1942 гг. на территории Среднего Урала было размещено 4 921 пленных (в т.ч., как мы знаем – не менее 2000 в Монетно-Лосиновском ЛВП), из которых в течение 1942 г. умерло около половины — 2 217 человек [12].
Суржикова Н. сообщает, что за 1942 г. в Свердловской обл. скончалось 2278 пленных, из них 1902 – от дистрофии [25].
Точных данных по лагерям за этот год нет. Большой была смертность пленных на торфоразработках и в следующие годы. После 1943 г. в Монетном был уже не самостоятельный лагерь, а отделение № 4 Верхнепышминского лагеря 531. Со ссылкой на немецкий Красный Крест (DRK), его издание»Dokumentation zur Geschichte der Kriegsgefangenen im Osten» часть II (стр. 257), источник сообщает, что в этом отделении в период с января 1945 г. по март 1946 года умерло 400 человек из 800 находящихся [33].
Видимо, в целях замещения многочисленных потерь контингента и укрепления базы торфоразработок 28.11.1942 г. НКВД СССР издаёт приказ № 002597 о направлении в существующие лагеря 64 000 чел. военнопленных, в том числе в Монетно-Лосиновский лагерь Свердловской обл. 4000 человек. [5] Выжившие в холодную и голодную зиму 42-43 года пленные торфоразработчики большую партию своих товарищей по оружию встречали весной 1943 года. Это мы узнаем из приказа НКВД СССР №00398 от 1 марта 1943 г о вывозе военнопленных из лагерей и приемных пунктов прифронтовой полосы, за подписью народного комиссара внутренних дел Союза ССР, генерального комиссара государственной безопасности
Л. Берия.
Приказом предписывалось вывезти в течение марта 1943 года всех военнопленных из района Сталинграда, всего 110 563 чел. Приложением к приказу идут Предложения о мероприятиях по организации вывоза военнопленных из лагерей и приемных пунктов прифронтовой полосы. В них, в частности, указано, что военнопленные рядовые вывозятся, в том числе, в Свердловскую область, в Монетно-Лосиновский лагерь № 84 (начальник лагеря подполковник госбезопасности Бережков
А.Г.) — всего 21500 чел.,
в том числе: в отделение № 1, ст. Тавда —2500 чел.,
в отделение № 2, ст. Лобва — 2500 чел.,
в отделение № 3, ст. Монетная — 4000 чел.,
в отделение № 4, ст. Тагил— 5000 чел.,
в отделение № 5, ст. Медная шахта — 2500 чел.,
в отделение № 6, ст. Моховая — 3000 чел.,
в отделение № 7, ст. Асбест (в первоисточнике –«Азбест») — 2000 чел. [32] Отметим, что Монетно-Лосиновский лагерь, во-первых, имеет уже свой номер, во-вторых, разросся от двух лагпунктов до семи отделений. В третьих, каждый пятый плененный под Сталинградом враг стал на довольствие к подполковнику Бережкову.
Новый начальник Монетно-Лосиновского Бережков Александр Георгиевич стоял у истоков создания ГУПВИ. Приказом Л.П.Берии «Об организации лагерей военнопленных» за № 0308 от 19 сентября 1939 г. он был назначен начальником Старобельского лагеря, одного из первенцев системы. Во всех книгах о катыньской трагедии – расстреле военнопленных поляков, захваченных в ходе освобождения в 1939г. западных территорий СССР, капитан г/б Бережков один из главных фигурантов. [7] Заметим, что к моменту издания упомянутого выше приказа (1-го марта 1943г), Бережков уже не начальник лагеря 84. Бери выше. С 24.02 по10.07.1943 г. он начальник Управления Свердловских лагерей для военнопленных. [5] Дальнейшая карьера Бережкова не очевидна. В Свердловске он не засиделся. С 10.07.1943 г. откомандирован в распоряжение отдела кадров НКВД. Тридцатого сентября 1943 г. направлен в УНКВД по Московской обл. А уже 11.12.1946 г. уволен из рядов НКВД-МВД СССР. [5] В начале 1943 г. управление лагеря 84 передано в Асбест. Судьба находящихся в Монетном и Лосином отделений до конца не понятна. В 45-46 годах в Монетке находилось лаготделение № 4 Верхнепышминского (в 45-м – Каменского) лагеря 531 на 800 человек [33].
Сам лагерь существовал до 1949 г. [5].
После 1945 г. здесь и в Лосином дислоцировались подразделения (видимо, роты) отдельного рабочего батальона № 1005. Контингент ОРБ состоял, по преимуществу, из интернированных граждан немецкой национальности, подданных стран Восточной Европы. В Свердловской области доля женщин в этих батальонах составляла 54,1 процента (по состоянию на 1.01.46 г.) [14].
Места захоронений, кроме кладбищ ОРБ, утеряны [15].
Умершие из числа интернированных-мобилизованных и интернированных–арестованных (есть разница) захоронены в пос. Лосином (23 могилы, все – немцы) и ст. Монетная (24 могилы, тоже все немцы) [9].
Номер ОРБ (1005) указан в соответствии со списком захоронений военнопленных, представленном В.Мотревичем [9].
Однако историк Суржикова рабочего батальона с таким номером в своём исследовании не приводит, но есть похожие — 1095 и 1105 [25].
Вероятно опечатка в работе В.Мотревича.
Датой образования в г. Асбесте отдельного лагеря следует считать 28.11.1942 г. Это вытекает из приказа НКВД СССР № 002597 «О размещении и трудовом использовании военнопленных», выпущенного в этот день и подписанного заместителем народного комиссара внутренних дел И. Серовым. Асбест оказался важен для страны. Сейчас трудно восстановить карту поставок этого материала в годы войны. Однако, бывшие военнопленный Ф.Кирхмайр свидетельствует, что значительная часть направлялась по Транссибу во Владивосток и далее морем в США и Канаду, как расчёт за их поставки по ленд–лизу. Это он знал, конечно, со слов лагерного начальства. [35] Для размещения и трудового использования поступающих новых партий военнопленных приказывалось, в частности, организовать Асбестовский лагерь Свердловской обл. для работы на предприятиях НКПСМ на 3000 человек.[5] В альманахе «Память сердец» со слов бывших работников Асбестовского горисполкома сообщается: «К 1942 году город подготовил закрытые зоны для военнопленных на улице Милицейской и в поселке Талицком. Вскоре привезли немцев и румын». [17] Жители города подтверждают информацию, что пленные в Асбесте появились в 1942 г. Вот рассказ А.Г.Черепановой (в девичестве Мельниковой). «В Асбесте первыми военнопленными были румыны. Они появились осенью 1942 года. Первая колония их находилась на восьмом отвале между фабриками № 2 и 3. Там стояли восемь бараков и частные домики.
Привезли военнопленных в товарных вагонах. Железнодорожное полотно шло возле отвала, и мы, дети, тут как тут. Нам все было интересно. Когда открывали вагоны, сперва выбрасывали мертвых прямо под откос. А живые выскакивали из товарняков и бежали на отвал, иные почти босиком, а ведь уральская осень почти зима.
Поздними вечерами некоторые поселковые подростки мародерствовали. Притаскивали то ботинки, сапоги, то вещи из одежды, а также семейные фотографии и изображения Иисуса Христа в красивом оформлении. Трупы в большинстве были полуголые, застывшие в разных позах». [17] А.Г.Черепанова сообщает, что трупы лежали под откосом довольно долго, сначала без присмотра, а потом к ним был приставлен часовой. Сообщает она и направление, куда везли захоранивать умерших пленных. Они с матерью зимой едва разминулись на Рудянской дороге с процессией пленных, тянущих на дровнях трупы. «Рудянская дорога шла на Сухой Лог, в тех местах сейчас фабрика № 6»[17].
Эта ориентировка совпадает с местоположением кладбища пленных, которое существует до сих пор.
По состоянию на начало 1943 г. в бумагах НКВД фигурировали параллельно вновь образованный лагерь № 67 и Асбестовское отделение № 7 Монетно-Лосиновского лагеря 84, а в течении года из всего этого образовался Асбестовский лагерь № 84. [10] Скорее всего, это результат реорганизационной чехарды Видимо, создание спецлагеря военнопленных № 67 в конце 1942 — начале 1943 г. (с управлением в Асбесте) на базе Монетно-Лосиновского лагеря 84, было прервано другой организационной инициативой – разукрупнением лагерей, увеличением их количества. Ведь к 84-му было отнесено даже отделение в Тавде. В результате к концу 43-го года на идее создания монстра ГУПВИ под № 67 был поставлен крест. Асбесту достался от 84-го номер и близлежащие от города отделения.
Трудности первого года для Асбестовского ЛВП были огромны. Контингент, прибывающий в город был ослаблен. Большинство «сталинградцев» прибыли весной 1943 г. в стадии дистрофии. Выше приводился приказ, согласно которому в Асбест в течении марта 43-го года направлялось 2000 пленных из прифронтовых лагерей. Нет данных о смертности в этот год в лагере 84.. Но есть информация, что в Басьяновское лаготделение попало 1108 итальянцев. Из них вскоре умерло 1097. [15] Фриц Кирхмайр, бывший австрийский военнопленный, в книге «Лагерь Асбест» вспоминал, что ему пришлось помогать немецкому писателю Теодору Пливьеру (Theodor Plievier) (1892 – 1955). Работая над романом «Сталинград» он приезжал в 1945 г. в Асбест для опроса пленных – участников Сталинградского сражения. В крупном лагерном отделении таких оказалось только 30 человек. [35] О трудностях материального снабжения сетовала администрация лагеря 84 в декабре 1943 г. «Отсутствие стекла и неразрешение этого вопроса до сих пор заставило войти в зиму с одинарными рамами, что весьма тяжело сохраняет тепло и снижает эффективность топки помещений. Исключительно тяжелое положение со светом из-за отсутствия электрических лампочек. Нужно помочь лагерю и отпустить 600 штук лампочек. Уборных явно недостаточно. Нормы питания выдерживаются, но ассортимент продуктов выдерживается не всегда из-за их отсутствия. Питание по калорийности недостаточное, особенно для военнопленных, занятых на тяжелых рудных работах. Требуется не менее 3500 – 4 000 калорий в сутки, даём 2 450 – 2 900 калорий. Вещевое имущество крайне ветхое, разношёрстное и требует замены. Обувь имеется вяленная, но в недостаточном количестве. Постельное бельё имеется, но стирка его идёт с перебоями из-за непуска прачечной в первом лагерном отделении».[25] Нехватка зимней одежды, была преодолена только в 1945 г. В упоминавшемся выше сборнике документов Немецкого Красного Креста»Zur Geschichte der Kriegsgefangenen im Osten, Teil II» («История военнопленных на востоке, часть II») имеются следующие свидетельства заключенных лагеря № 84 (стр. 249/250). Говорится про зиму с 1944 на 1945 г. «Одежды было для теплого сезона достаточно, но для долгой зимы от сентября до мая месяца и холодов в 40 градусов — совершенно недостаточно. Почти каждый имел серьезные обморожения, особенно на руках и ногах, и только в феврале, мы получили дополнительно меховые пальто, фетровые сапоги и теплые шапки. Перчатки и остальные лохмотья чинили мы сами». [33] Удовлетворительное продовольственное снабжение наладилось только к 1947 г. Вот ещё объективное свидетельство из показаний бывших пленных, собранных Немецким Красным Крестом «В 1945 году в Асбесте насчитывалось восемь лагерей немецких военнопленных (правильно — лагерных отделений. – Авт.), в том числе, основной лагерь, по сути, лазарет-лагерь. В нем шесть казарм, которые были организованы как военный госпиталь, и имели вместимость около 500 больных. Смертность в 1945/46 годах была очень большой. Основными причинами смерти были недоедание и белковая недостаточности, в их свете происходили водянка и кишечные расстройства. Здесь в Асбесте, военнопленные в основном выполняли работу в карьере, быстро возникали серьезные симптомы дистрофии из-за однообразного и скудного питания. В то же время имелась острая нехватка медикаментов, а также продовольствия в лазарете, потому что в госпитале было лишь небольшое повышение норм питания.
Больница была общего типа, чистой и хорошо оборудованной. Возможность изоляции больных с инфекционными заболеваниями присутствовала. Главной причиной смерти было недоедание, так что к смерти приходили почти скелетами. (Вес, как правило, менее 50 кг.) Инфекционные заболевания были очень редко и не превышали уровня при нормальных условиях. Смертность была от воспаления легких, прежде всего, из-за недостатка надлежащей медицинской помощи, особенно сердечных средств. Смертность чаще имела место у лиц возраста 17 — 20 лет и лиц старше 50 лет. Кроме того, у некоторых профессиональных групп были особенно велики потери от дистрофии. Большей частью это бывшие работники умственного (не физического) труда (клерки, административный персонал и т.д.)».[33] О численности заключенных иностранцев в лагере № 84. Штатная численность первоначально, в конце 1942 г., была установлена 3000 человек. Примерно такой являлась фактическая численность по состоянию на 27 марта 1944 г. Однако в начале 1945 г. (на 20.02.1945 г.) она резко поднимается до 17 716 человек. Очевидно, что к Асбестовскому лагерю присоединили новые площадки. Действительно, в соответствии с приказом НКВД № 00423 от 30 апреля 1945 г., от лагеря № 84 отсоединили четыре уже действовавших отделения, организовав из них Нижнеисетский (в ранних документах – Режевский) лагерь № 314. Из избытков Асбестовского ЛВП получилось 9 отделений, пять из которых находилось в Свердловске, по одному в поселках Шабры, Большой Исток, Арамиль и городе Каменск-Уральский. Общая численность свыше 5 000 человек. [25] В результате реорганизации численность лагеря № 84 на июль 1946 г. составила 9467 чел. (из них 281 человек офицеры, остальные унтер-офицеры и рядовые), при лимитной численности 9000 -9400 человек [16].
Некоторые данные о национальном составе контингента лагеря № 84:
— по состоянию на 22.03.1943 г. в лагере 84 содержалось 33 военнопленных финской армии [6],других данных по национальному составу нет;
— по состоянию на 27.03. 1944г. здесь находилось 1627 немцев, 1267 румын, по остальным национальностям данных нет [26];
— в июле 1946 г. зарегистрированоавстрийцев 687 чел. (7,25 %), венгров 422 чел. (4,45 %), немцев 7778 чел. (82,1%), румын 387 (4,0 %), прочих 193чел [16].Кстати сказать, среди плененных воинов, встречались лица таких «прочих» национальностей, которые трудно было ожидать в армиях гитлеровской коалиции. Так в Свердловской области находились в числе военнопленных 398 евреев, 246 русских, 1 татарин, 59 украинцев и 33 цыгана[25].
Тема отношений между разными национальными группами присутствует в мемуарах бывших узников ГУПВИ, но не затронута исследователями. Например, очень натянутыми они были между немцами и австрийцами, фактически – представителями одного народа и одной армии.[35,36] С момента появления в СССР иностранных пленников IIмировой войны, стала формироваться система их самоуправления. Инструкция о порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД от 13 августа 1941 г. требовала: «Для поддержания внутреннего распорядка и связи с военнопленными администрация лагеря назначает из состава военнопленных уполномоченных (старших) комнат, корпусов, бараков, через которых военнопленные сносятся с администрацией лагеря по всем вопросам» [3].
Это соответствовало духу и букве Женевской конвенции.
Весной 1945 г. система получила развитие. Была внедрена общевойсковая структура: отделение – 12-15 чел., взвод – 36-40 чел., рота – 3-4 взвода в количестве 150-160 чел., батальон – 3-4 роты в количестве 600-700 чел. Формировались они по национальному признаку. Командиры назначались из числа проверенных офицеров и унтер-офицеров. Командиры рот и батальонов жили в отдельных помещениях, командиры взводов и отделений – в обособленных. [25] В воспоминаниях «асбестовских» пленников детали самоуправления несколько отличаются от схемы. Ф. Кирхмайр (в Асбесте с 1944 по 1947 гг.) выделяет две должности – старшина барака и старшина лагеря (Starschina) [35].
В.Штадлер использует понятие «начальник лагеря» (т.е. лаготделения и подразумевается начальник из числа пленных) [37].
При наличии в ЛВП № 84 некоторого количества офицеров, старшина лагеря, между тем – фельдфебель (у Ф.Кирхмайра), начальник лагеря (у В.Штадлера) – обер-ефрейтер. Положение офицеров в солдатских зонах до конца не понятно. После 1945 г. офицеры, не выше капитана, могли привлекаться в СССР к общим работам. [33] Действительно, всё внутри лагеря определялось самоуправлением. Это подтверждается воспоминаниями. Советское руководство оставляло себе только вечерние проверки, периодические обыски, оперативную работу [37].
Среди пленных сложилась своя «иерархия». Выгодное положение, относительно рядового пленника, неквалифицированного работника, занимали т.н. «старые пленные», «ремесленники», «специалисты», бригадиры, командиры всех рангов, антифа-активисты. Тема стратификации узников ГУВПИ требует отдельного исследования.
Отношения между пленными в лагерях порой перешагивали через колючую проволоку и рассматривались германским правосудием уже на родине. Заслуживает внимания статья из западногерманского журнала «Шпигель» от 18 мая 1950 года [31].
В статье, вернее, заметке из зала суда, журналист описывает ход процесса по обвинению одного из вернувшихся из плена солдат, бригадира лесозаготовительной бригады Карла Лангенбаха в преступлении, которое он совершил во время пребывания в асбестовском лагере. Началось с того, что на станции Херсфельд в Гессене тридцатилетний антифа-активист Карл Лангенбах был побит своим солагерником Германом Розенбаумом, бывшим лейтенантом. В дело вмешалась полиция, но предварительное разбирательство привело к аресту самого Лангенбаха. Розенбаум обвинял его в убийстве двух пленных зимой 1945-46 года, когда тот руководил лесными работами в пятнадцати километрах от Асбеста (очевидно, л/о № 4 на Тёплом Ключе). Лангенбах сбивал подчинённых ударом с ног и запрещал другим оказывать им помощь, после чего те умирали от переохлаждения. Подсудимый оправдывался тем, что погибшие были симулянтами и отлынивали от работы.
Было допрошено свыше 70 свидетелей, бывших «асбестовцев». Лангенбаха пришло поддержать много антифашистов, считавших, что это политическая расправа над их единомышленником. В зале присутствовала даже руководитель фракции коммунистов в ландтаге. Суд принимает, под одобрение публики, оправдательный приговор. Потому что, «выступавший здесь офицер однозначно был по политическим мотивам против обвиняемого настроен».
К 1945 г. НКВД сформировал своеобразный стандарт, которого придерживались (но не во всех случаях). Каждый лагерь включал 9 лагерных отделений, в которых содержалось от 500 до 1500 чел [72]. Асбестовский, при численности контингента 9 с лишним тысяч человек, похож на типовой. Имеются справки лагеря за 1946г., дающие представление о его показателях. Начальником лагеря являлся полковник Куницын И.Г., его заместителем по оперативной работе ст. лейтенант Полтавцев В.С.. Ставка зама по производству была вакантна, а заместителем начальника по снабжению служил майор Дмитриев. Все были назначены на должности в 1945 г.[16] Куницын Иван Григорьевич (1895-?) — полковник. Уроженец Саратовской обл. С 1945 по 1947 Куницын — начальник Управления лагерем для военнопленных № 84 УНКВД Свердловской обл. В 1947-1951 — сотрудник ГУПВИ МВД СССР. 14.04.1951 г. уволен в запас. [5] По состоянию на июль этого года кадровый состав ЛВП № 84 состоял из 334 человек, что на 39 чел. меньше положенного по штату. По категориям они распределялись так: руководство – 21 чел., канцелярия – 11 чел., кадры – 1 чел., оперсостав – 28 чел., политаппарат – 5 чел., учёт – 14 чел., охрана и режим – 95 чел., финансовый отдел – 13 чел., планирование производства – 27 чел., санитарный отдел – 46 чел., снабжение – 54 чел., шоферы – 19 чел.. Из них: переводчиков – 8 чел., вахтёров – 75 чел. Почему-то в справку о кадрах включили лошадей (15 голов) и автомашины (23 штуки).[16] Заметим, что режимные подразделения (охрана, оперчасть, учёт) плюс политработники, составляют примерно треть штатов. Всё остальное – хозяйственные и медицинские функции.
Штаты лагеря учитывали только вахтенный состав. Это охрана жилых зон. Конвоирование заключённых при их перемещении к месту работы и назад, охрана во время работы и при других внелагерных перемещениях осуществлялась конвойными войсками НКВД. Численность их гарнизона изменялась в 1946 г. от 301 чел. в январе до 227 чел. в декабре [16].
Снижение связано с уменьшением количества охраняемого контингента. Кстати, собаки конвоирами не использовались, по крайней мере в Асбесте и в этот год.
27 июня 1945 г за №0172 был издан приказ НКВД «Об организации вспомогательных команд в лагерях НКВД для военнопленных». Приказ требовал привлечь на службу по выводу и охране военнопленных на работах-самих военнопленных, организовав вспомогательные команды (ВК). Оружия им не выдавалось, а обеспечивались они сигнальными средствами — свисток, флажок и т.п. Для личного состава вспомогательных команд устанавливался отличительный знак — на левом рукаве верхней одежды вшитый выше локтя белый прямоугольник с черными буквами «ВК». Кроме этого, приказывалось выдавать солдатам ВК улучшенное обмундирование из числа трофейного и довольствовать по норме занятых на работах.[5] Буквы «ВК» на рукаве, означавшие «вспомогательная команда», бывший военнопленный Асбестовского лагеря Вольфганг Штадлер в своих воспоминаниях ошибочно переводит, как «военный конвой».
Приложением к приказу идет перечень лагерей НКВД, в которых разрешается расконвоирование военнопленных и организация в них вспомогательных команд из числа военнопленных. Из, примерно, 200 лагерей (на 1.01.45 г. – 156, на 1.01.46 г. – 267 [5]), находящихся в СССР, под действие приказа попало только 98. В Свердловской обл., из 14 лагерей по состоянию на 1945 г. [10],такое право получили 3 – Асбестовский № 84, Алапаевский №200, Красноуральский № 245.
Вот как вспоминал В.Штадлер это значительное для з/к событие. «В один день видим — на наблюдательных вышках Мехзавода (имеется ввиду РМЗ. – Ю.С.) стоят немецкие военнопленные. Руди забавляет нас: „Смотрите, немецкие подразделения снова захватили советский завод!». [37] В 1946 г. численность ВК в Асбесте значительно превышало численность конвойных войск и составляла в июле 641 чел. В.Штадлер: «Как правило идут двое наших охранников перед колонной, двое по сторонам и двое сзади слева и справа, рядом с русским караульным. Это иногда выглядит почти также, как если бы немцы вели русского». [37] Тем не менее, охрана не могла исключить побеги, особенно на рабочих местах – на лесных, дорожных, строительных работах, там, где нет периметра. В воспоминаниях военнопленных «асбестовцев» тема побега присутствует. Они сообщают, что это было предметом разговоров, однако большинство справедливо считало побег безрассудством. Кроме того, Ф. Кирхмайр, указывает, что лагерное начальство применяло меры коллективной ответственности заключённых за побеги товарищей, ужесточало режим, сокращало норму питания, в том числе и руководству лагеря из числа пленных, — до тех пор, пока беглецы не возвращались в лагерь, живыми или мёртвыми. Такая круговая порука приводила к тому, что при возвращении живыми они подвергались избиению членами своей национальной группы. [35] Но отчаянные головы были. Из 474 пленных, пытавшихся бежать с 1945 по 1949 г. из свердловских лагерей, 455 из них бежать не удалось. При этом 65 чел. было убито, 15 ранено. Однако, 19 чел., бежавших в этот период, не были найдены и в 1950г. [25]Дальнейшая судьба их не ясна. Хотя считается, что до Германии не дошёл через побег из лагерей СССР ни один пленный.
По данным Н.Суржиковой, из лагеря №84 с 1945 по 1949 гг. пытались убежать 56 человек (34 чел в 1945 г., 19 чел. в 1946 г., 3 чел. в 1947 г.) [25]. Никому это не удалось.
Однако справка лагеря о состоянии охраны за 1946 г. приводит другие цифры. Всего бежало за год 7 чел., в том числе: 1 — в январе, 2 — в марте, 3 — в июле, 1 — в сентябре. Все случаи – по вине конвойных войск, кроме одного, виновник которого был не установлен. Все были задержаны опергуппой лагеря, причём трое беглецов при этом были убиты.[16] Статистика, между тем, показывает, что побеги сократились и затем совсем исчезли с улучшением условий содержания и репатриацией.
Некоторые данные по движению контингента. Часть румынского контингента Асбестовской зоны влилась в состав заключённых Нижнетагильского лагеря № 153, выделившегося в самостоятельную единицу 18 декабря 1943 г. В соответствии с приказом НКВД СССР № 001035 «Об освобождении из лагерей 40 тыс. военнопленных румын» от 11 сентября 1945 г. лагерь № 84 покинуло 1070 румынских солдат и офицеров [26].
В феврале 1944 г., при перемещении на Украину (г. Николаев) находившегося в Шадринске лагеря военнопленных №126, из него было передано 759 человек в 84-й лагерь [34].
Справка о движении военнопленных лагеря 84 за 1946 г. (январь – октябрь) даёт представление об основных перемещениях в этот период. Учтены поступления – около 1000 чел., и убытия – порядка 2500 человек. Главная причина убытия – освобождение (январь – 271 чел., май – 202 чел., июнь – 2 чел., август – 1453 чел.) [16]. Эта тенденция будет развиваться, и перейдет в массовую репатриацию 1949 г.
За этот же период умерло 113 чел. Количество умерших в месяц 11 – 16 чел., кроме июля, августа, сентября, когда потери, соответственно, 6 чел, 5 чел., 3 чел. Это, видимо, говорит, о наличии сезонных факторов смертности. Проще говоря, о смертности от простудных заболеваний.
Вообще, динамика смертности военнопленных в лагере № 84 следующая. Данные за 1942 -1944 гг. носят отрывочный характер. В целом по стране цифра потерь военнопленных в эти годы достигала 50 %. Думаю, и в уральских лагерях статистика была такой же. Ослабленный контингент, часто привозящий инфекционные заболевания, отсутствие необходимых условий, продовольственная, лекарственная ситуация в стране. Выше говорилось, что в 1942 г. в Сердловской обл. умерли примерно половина находившихся здесь пленников.
Хотя меры принимались. В мае 1943 г. всех ослабленных пленных освободили от работ, перевели в оздоровительные команды с обеспечением усиленного питания. Видимо ситуация стала немного улучшаться. Однако резкое увеличение прибывающего контингента с начала 1945 г., прибытие контингента с дистрофией и инфекционными заболеваниями в совокупности с бедами, уже имеющимися (недостаточное питание, снабжение, скученность) привело к вспышке смертности. В Свердловской обл. умерло за этот год 8 273 пленных., в лагере № 84 – 2972 чел. [25] НКВД строго контролировал показатели смертности в лагерях ГУПВИ, особенно в конце и после войны. В справке о смертности военнопленных в неблагополучных лагерях НКВД от 2 марта 1945 г. начальник ГУПВИ Кривенко сообщал своему наркому, что всего по лагерям на 20 февраля 1945 г. находится 570 333 пленных. За январь умерло 23 827 человек. Причем в 46 неблагополучных лагерях (из общего количества 123) умерло 20 319 пленных.
К неблагополучным отнесен и Асбестовский лагерь № 84. В нем (на 20.02.45г) находилось17716 пленных. В январе умерло 553 человека, за 20 дней февраля – 318 человек. Внизу титульного листа этого документа имеется помета: «Послано сообщение т. Сталину Молотову № 230/6. 5 марта [19]45 г.». [5] Немедленно, уже 03.03.45 г, в неблагополучные лагеря было направлено следующее распоряжение:
«У вас в лагере создалось нетерпимое положение со смертностью военнопленных.
Количество смертных случаев за вторую декаду февраля составило ___%.
Объясняю это невыполнением лагерем приказов и директив НКВД СССР о содержании военнопленных, их питании и бытовом обслуживании.
Требую немедленно принять все меры к укреплению физического состояния военнопленных и прекращению смертности.
Предупреждаю, что, если в ближайшее время положение в лагере не улучшится, Вы будете сняты с поста и отданы под суд.
Зам. народного комиссара внутренних дел Союза ССР комиссар государственной безопасности 2 ранга Круглов». [5] Это было типовое распоряжение, рассылаемое адресатам по списку. Видимо угроза была выполнена, так как и полковник Куницын и его заместители вступили в должность в 1945 г., после 1-го июня, заменив предыдущее руководство.
Не нужно забывать, что потери лагеря № 84 1945 г. ложились не только на г. Асбест. Выше говорилось, что к нему были присоединены новые площадки в гг. Свердловск, Каменск-Уральский и др., общей численностью не менее 5 000 человек. В апреле этого же года на их базе был организован лагерь 314.
В следующие годы смертность резко снизилась. 1946 г. – 132 чел., 1947г. – 48 чел., 1948 г. – 3 чел. [25] К теме напастей, которые сваливались на контингент, добавим информацию, полученную из следующего документа. Это сообщение зам. начальника 4 отдела ГУПВИ МВД СССР подполковника медицинской службы Кальмановича В.В. Чернышову о массовом отравлении военнопленных в лагере № 84 Свердловской области от 24.05.1946 г.
«Москва 24 мая 1946 г. Сов. Секретно.
Начальник УМВД по Свердловской обл. генерал-майор т. Попков телеграммой № 10/6/1888 от 23 мая с.г. сообщил, что среди 163 чел. военнопленных лагеря №84, работавших на фабрике №2 треста «Союзасбест» 21 мая 1946 г. произошло массовое отравление. Причиной отравления явилось употребление в пищу сушеных крупообразных крабов с горохом, отпущенных из столовой фабрики в порядке выполнения договора о дополнительном питании за выполнение норм выработки. По истечении 3-4 ч. после употребления означенного блюда у военнопленных появились тошнота, рвота, понос с кровью и судороги. К исходу дня было госпитализировано 124 чел., в том числе 11 чел. с явлениями резкого упада сердечной деятельности, синюшности, судорог и 17 чел. в тяжелом состоянии.
В лазарете лагеря отравленным оказана немедленная помощь. Смертных случаев среди отравившихся пока нет. Массовость отравления, одновременное появление первых его симптомов у большинства военнопленных после употребления крабов, отсутствие признаков отравления у других военнопленных того же лагеря, но не получивших крабов, дает основание полагать, что отравление военнопленных связано с употреблением в пищу указанных консервов.
Расследование производится. Крабы сданы на химико-бактериологическое исследование. Результаты расследования будут сообщены дополнительно, по получении ответа из лаборатории.
Сообщение получено 24 мая с.г.
Зам. начальника 4 отдела ГУПВИ МВД СССР подполковник м[едицинской] с[лужбы] (Кальманович)»
Резолюции: «Разослать: т. Чернышову В.В. 24 мая 1946 г.», «Спросить Свердловск. Какие результаты. Чернышов. 24 мая 1946 г.». Помета: «К сведению. Чернышов». [5] Для понимания ситуации, рассмотрим немецкие данные о смертности пленных в разных отделениях Верхнепышминского лагеря 531 (Свердловская область) со ссылкой на источник DRK»Dokumentation zur Geschichte der Kriegsgefangenen im Osten» часть II (стр. 257) [33]:
7531/1: из 800 человек умерло 20 ( с июня1945 по январь 1947 года), т. е. смертность около 2% в год;
7531/3 (Свердловск): из 900 человек 35 умерло (с 1945 до 1947г.) , т.е. смертность около 2 % в год;
7531/4 (Монетка): из 800 человек 400 умерло (с 1945 до марта 1946г.), т.е. около 30% в год;
7531/6 (Левиха) из 2000 человек 450 умерло (с июня 1945 до июня 1946г.), т.е. около 22% за год;
7531/10 (Левиха): из 1000 человек 25 умерло (август1946 до июля 1947г.) – годовая смертность около 3%.(Пересчет на проценты сделан автором).
Из приведенных данных следует, что высокая смертность в некоторых подразделениях ГУПВИ соседствовала с невысокой в соседних лаготделениях. При одних и тех же нормах довольствия. Это говорит о несистемном, ситуационном характере вспышек потерь среди заключенных. По крайней мере, последнее утверждение точно можно отнести к послевоенному периоду.
Мой вывод подтверждается и воспоминаниями военнопленных. Вот свидетельство австрийского пленного Пехмана, которого перевели из отделения № 5 («лагеря ужаса Алтынай») в л/о № 8 (Худяково) в мае 1946 г. «Пешком по шпалам мы добрались до нашего следующего лагеря: Худяково. Уже издалека новый лагерь произвёл впечатление чистого; даже те, кого мы там увидели, казалось, чисто и хорошо одеты и находятся в хорошем физическом состоянии. Они очень удивились, когда увидели нас в лохмотьях, тощих, слабых».[36] Калорийность питания иностранных солдат в наших лагерях за годы их пребывания менялась в широком диапазоне. Нижний предел составлял1750 калорий для неработающих, 1945 калорий для работающих пленных. Он зафиксирован в первые годы войны. Даже медицинские светила НКВД, расследуя большую смертность в лагерях, вынуждены были указать, что минимум калорийности при тяжелой физической работе — 3000 калорий, при легкой — 2400 и при так называемом комнатном покое — 2000 калорий.
С введением новых норм и правил организации питания военнопленных калорийность основного пайка несколько возросла и составила 1839 калорий. Военнопленные, занятые на тяжелых физических работах, получали паек, калорийность которого составляла от 2015 кал. (для выполняющих норму выработки — до 50%), до 2773 кал. ( для перевыполняющих производственные нормы). К началу 1946г. суточный рацион составлял около 3200 калорий, но к концу этого же года, из-за продовольственного кризиса в стране был снижен до 2368 кал. В дальнейшем нормы опять возросли. [19] Скажем для сравнения, что энергетическая ценность питания тыловых солдат германской армии в 1939 г. составляла 3600 калорий в сутки. Население Германии в 1939 году по карточкам получало продуктов общей калорийностью: обыватели — 2570кал, рабочие — 4652кал.Калорийность питания советских воинов в германском плену, вызывавшая их массовую гибель, составляла 894 кал. [2] Физическое состояние лагеря № 84 за 1946г, согласно справке его администрации, было следующим. Возьмем июль месяц. Отнесено к 1-й группе, т.е. к абсолютно здоровым, 36,5 %. Группа 2 (работоспособные) -37,6 %. В третьей группе, годной только для внутрилагерных работ, состояло 6,8 % от общего количества. К четвёртой группе – инвалидам, относилось 106 человек, т.е. 1,1% пленных. В ОК (оздоровительную команду) входило 1145 чел. – 12,1 %. Немцы, кстати, переводили ОК, как «ohneKraft» — «без сил». Лазаретных больных – 452 чел. (4,8%).[16] Между тем. 1946 г. считался тяжёлым и голодным, из-за неурожая в стране.
Обеспеченность медсоставом на этот же период: врачей – 4 (по штату – 20), среднего медсостава – почти комплект, 21 чел. (по штату 23). Военнопленных: врачей — 18, среднего медсостава – 12. Количество штатных коек в лазаретах – 600.[16] Большинство исследователей солидарны в одном – содержание военнопленных исходило из задачи их эффективного трудоиспользования. НКВД был заинтересован в поддержании их трудоспособности, в повышении процента выходов на работы. За это с чекистов спрашивали. Фактор мести не просматривается в документах госорганов, регулирующих содержание вражеских солдат. В практике исполнения этих директив, очевидно, имелись нарушения, но они не носили системный характер.
Асбестовский лагерь по трудовым показателям выглядел не хуже других, а то и лучше. Это видно из документов НКВД. Например, справка начальника УПВИ НКВД Петрова И.А. «О состоянии трудового использования по лагерям военнопленных от 14.06.1944г свидетельствует: «За 1-й квартал 1944 г. выходы на производство составили 72,3% трудового фонда, средняя производительность труда 98,6%. За апрель выходы на производство составили 76,2% трудового фонда, средняя производительность труда 107,0%». Это в среднем по системе. А конкретно по Асбестовскому лагерю («Союзасбест») выходы в 1-м квартале — 88,3%, в апреле — 92,1%; средняя производительность труда в 1-м квартале — 103,2%, в апреле — 107,5%. [25] Справка по трудовому использованию военнопленных лагеря № 84 за 1946г. представляет не менее радужную картину. Например, в июле занято на контрагентских работах почти 86 % к трудовому фонду. Временно неработающих (по болезни и пр.) показано 265 чел., хотя только лазаретных больных в этот месяц было 452 человека. В общем, цифры не идут. Средняя производительность труда 126,1 %. Невыполняющих нормы – 300 человек.[16] Между тем, известные воспоминания «асбестовских» пленных, говорят о том, что выполнение нормы (т.е. дополнительные 200 г хлеба и тарелка каши), было не практикой, а заветным желанием, редко сбывавшимся. Особенно на лесных, земляных и других вспомогательных работах. [35, 37] Валовая сумма выработки в июле 1946 г. 2 млн. 623 тыс. руб. Фактические расходы на содержание лагеря 1млн. 891 тыс. рублей. Но уже с сентября, при той же выработке, расходы на содержание лагеря возрастают до 3 млн. 400 т. руб.[16] Общая картина такова. В первые годы войны мало кто следил за рентабельностью лагерей. И показателями они не блистали. С 1945 г. лагеря военнопленных стали переводить на самоокупаемость. И цифры рентабельности поползли вверх. С 1945 г. по 1949г. рентабельность объектов ГУПВИ Свердловской области находилась в диапазоне от 103% до 122%. Исключение — 1947 г., когда она снизилась до 68%. С сентября 1946-го почему-то чуть ли не в два раза увеличились плановые затраты на одного пленного. Выработка не сразу их догнала. Причем, всего с 45-го года по 49-ый фактические затраты на одного пленного возросли в 2,5 раза, а фактическая выработка – в 3 раза (в денежном выражении).
Такой рост больше похож на «игру» расценками, чем на реальный рост эффективности труда. Средняя производительность труда, сосчитанная по методикам того времени, за этот период изменилась со 106 до 145 %. Исследователи отмечают, что при сравнении производительности труда пленных и вольнонаемных на конкретных предприятиях, показатели советских рабочих выше. Возможно, такое сравнение не всегда корректно, так как наши рабочие часто получали более выгодные задания. [27] В целом по Свердловской области в 1945 г. норму выполняли 70% привлекаемых к работе пленных, в 1946 г. – 85%, 1947 – 88%, 1948 г. – 99%. В целях поощрения хорошо работающих, им предоставлялось временное расконвоирование, разрешение на выход в город, чаще – премия. Заработная плата пленных в разные годы на разных предприятиях Урала колебалась от 300 до 750 рублей. [28] Хотя В. Штадлер сообщает, что первый раз получил рубли только в 1949 году.
Лагерные отделения закреплялись за определенными предприятиями, которые они обслуживали. Количество отделений за всю историю ЛВП № 84 менялось. Так в 1946г до июля месяца их было 9. После репатриации большой партии заключённых, с августа месяца количество л/о сократилось до 8, а с ноября – до 7. На конец года числится отделения за №№ с 1 по 7 и 9, причём 9-й — безлюдный. По логике, в августе выбыло 8-е л/о. Кроме этих, было и безномерное – подсобное хозяйство в с. Некрасово Белоярского района.
Лаготделение № 1 (главное) находилось на северо-западной окраине Асбеста, в 3 – 5 км от ж/ст. Сама зона располагалась на ул. Милицейской. Рядом, между этой улицей и улицами Шахтерская, Октябрьская, Семашко, стояли штабные и вспомогательные здания л/о и управления.
Лимитная численность в/п данного л/о составляла в 1946 г. 4000 чел, годом позже – 3000 чел., что связано с ужесточением санитарных норм. Фактическое наличие: октябрь 1946 г. – 3692 чел., 20.03.1947 г. – 3210 чел.
Жилфонд состоял из одно- и двух – этажных бараков каркасно-засыпного типа, оштукатуренных, в количестве 12 шт., общей площадью 4 940 кв. м., оборудованных 2-х этажными нарами вагонного типа. Имелась амбулатория, три лазарета на 375 коек, кухня на 1500 обедов, столовая на 500 мест, баня-дезокамера, прачечная, парикмахерская, клуб на 450 мест и пр. В 1947 г. были здесь и гончарная, витаминная и, даже, оранжерея. За всем этих хозяйством зорко следили с 7 наблюдательных вышек.
Снаружи находились управления лагерем, штаб, общежития гарнизона и вспомогательной команды, офицерский клуб на 250 мест, а также пекарня, склады, мастерские, конюшня и пр.
Отопление печное, освещение электрическое (от «Уральского кольца» через подстанции «Союзасбеста), водоснабжение от городского водопровода. Заходила в зону и ж/д ветка.
Весь фонд предоставлялся трестом «Союзасбест» МПСМ СССР и находился на его балансе. Контингент в/п работал на предприятиях этого треста, находящихся в радиусе 3 км (2825 чел.) и заводе АТИ Министерства резиновой промышленности в радиусе 2-х км (180 чел.).[16] План л/о № 2, сделанный самим лагерем, пока не обнаружен. Однако, судя по всему, он изображён в книге В.Штадлера «Надежда на возвращение», правда, под другим номером. Применяя метод исключения, можно сделать вывод, что это, определённо, 2-е лаготделение. Оно также было закреплено за трестом «Союзасбест» и находилось вблизи фабрик 2 и 3.
Вот как он описывает первое впечатление. «Грузовик остановился перед лагерем для военнопленных. Он величиной с три футбольных поля. Территорияокруженаизгородью из досок высотой 4 м. Слева от больших, двухстворчатых воротстоитдомик вахты. Непосредственно рядом с ним маленькая проходная дляотдельных людей. На шести деревянных вышках расположены часовые, охраняющие зону./…/В поле зрения: восемь низких деревянных бараков, все на равном расстояниидруг от друга. Вплотную к противоположной изгороди лагеря находится „Ubornaja-Tualet» (уборная-туалет). Она даже под крышей. Перед этим обыкновенная простаямоечная установка. Она состоит из водяного резервуара высотой примерно 1,5 м, длиной 5 м и расширенной формы водосточных желобов. В низу на высоте 50 см, как жертвователь, ниппель. Если нажимают на него вверх, тонкая струя течет в пустую руку».
В лагере находилось в 1944-47 гг. около 2000 заключенных. Жилых бараков было 5. Пленные были по ним распределены по национальному признаку: 3 барака немецких, один румынско-венгерский. Ещё в одном жили итальянцы, австрийцы и антифа-активисты (всех национальностей). Кроме жилых, в одном бараке размещалась баня — прачечная – парикмахерская; в другом больница – столовая – кухня; в третьем – мастерские. К одному жилому бараку пристроен морг. Карцер находился в здании вахты. Кроме работ на фабриках, зимой 1944 – 1945 г. В.Штадлер несколько месяцев работал в гончарной мастерской и на строительных объектах Асбостроя. [37] Отделение № 3 находилось на северо-восточной окраине г. Асбеста. в 3 км от ж/ст., в 2-х от управления ЛВП № 84. При лимитной численности 2000 чел., в октябре 1946 там находилось 1416 з/к. В 1947 г. лимит был снижен до 1000 чел., но находилось там 1317 чел. (на 20.03.).
Жилфонд состоял из 13 одноэтажных оштукатуренных каркасно-засыпных зданий, среди которых половина была совсем маленьких, площадью 32 кв. м и чуть больше. Амбулатория и лазарет на 50 коек, кухня на 1550 обедов, столовая на 400 мест, баня с дезокамерой. Портновская, сапожные мастерские, кузница, заквасочная, карцер и пр.. За колючкой, рядом с забором — штаб л/о, гарнизон конвойных войск, конюшня, склады и др. Всё находилось на балансе «Союзасбеста». [16] Фриц Кирхмайр приводит в своей книге «Лагерь Асбест» план л/о 8, где он, якобы находился с 1944 по 1947 гг. [35].
Но отделения № 8 не было уже в 1946 г. Приведённый план больше всего похож на план л/о № 3. Видимо это та самая колония «на восьмом отвале между фабриками № 2 и 3». Оттуда и путаница с номерами. В городе лагеря называли не присвоенными НКВД номерами, а по привязке к местности – «на 8-м отвале, на Милицейской…». Вот Кирхмайр и запомнил номер отвала, а воспроизводит его как номер л/о.
По сведениям этого пленного в отделении были бараки и «земляные бункеры», где жила и группа австрийцев. В 1947 г. землянки снесли, на их месте возвели новые, сборные бараки. Приводит он план именно за 1947г., после перестройки. Ф.Кирхмайр сообщает, что рядом с вахтой стояла клетки с тремя волками, забавлявшими коменданта и досаждавшими арестантам своим воем. А напротив столовой пленные соорудили солнечные часы.[35] Однако у этого автора много информации, вызывающей сомнение.
Поисковая служба Немецкого Красного Креста (DRK) в 1958г. издала для внутреннего использования «Историю военнопленных на востоке» («Zur Geschichte der Kriegsgefangenen im Osten»), упоминавшуюся выше и составленную по опросам вернувшихся на родину из советского плена солдат. Некоторые страницы этого документа цитируются на германских сайтах,в том числе и про Асбестовские лагеря.[33] В частности указывается местонахождение лагеря в 7084 / 3 — «около 800 метров к северу от улицы Февральской революции в Асбесте» (Часть II, стр. 249/250). Следует сказать, что немецкие источники номера лагерей указывают в четырехзначном виде, первая цифра «7», через дробь – номер лаготделения. В начале 1947 года в СССР была введена именно такая система нумерации.
Военнопленные этой площадки в 1946 г. выводились на объекты: фабрика № 2 – 200 чел., фабрика № 3 – 400 чел., ЦРУ (центральное рудоуправление) – 620 чел. Это уже официальная информация. [16] Ф.Кирхмайр сообщал, что его бригада осенью 1944 г. – весной 1945 г. работала и на неком строительном объекте, который он называет «тракторный завод». Видимо, это было строительство завода РМЗ.[35] Лагерное отделение № 4 располагалось 12 км севернее ж/ст Асбест, в лесной чаще, на берегу ручья Теплый Ключ, притока речки Пещёрки, впадающей в Рефт. Отделение маленькое, лесозаготовительное. Жилой фонд составляли в 1946 г два рубленных дома и один каркасно-засыпной. Причем в двух домах жилой была только одна половина, во второй размещались лазарет на 15 коек и амбулатория. В зоне имелись слесарные и кузнечные мастерские. Наличествовал также карцер. Были баня и прачечная. Баня находилась за забором. Там же штаб л/о, общежитие личного состава, гарнизон конвойных войск, конюшня, склады. Всё по-настоящему. Имелись даже помещения для собак, хотя сами собаки в отчетах не показаны. Зона маленькая – 72 на 123 метра. Четыре вышки.
Военнопленных в августе 1946 г. 450 чел., при лимите – 600. На 20.03.1947 г. лимит – 350 чел., факт – 266 чел. Отопление печное, электричество есть, вода из незамерзающего ручья в 80 метрах от центра зоны. Качество воды хорошее. Весь фонд построен лаготделением за счёт треста «Союзасбест», у которого он стоял на балансе. Военнопленные были заняты на лесозаготовках для треста «Союзасбест». Ещё осенью 1941 г сюда была протянута из Асбеста узкоколейная ж/д, для доставки леса на нужды города.
Отделение № 5 находилось на т.н. Ильинском участке, на ул. Южной, в 6 км от жд/ст и 5 км от управления лагерем. Состояло из двухэтажного барака. Там проживали военнопленные (на 9.08.1946 г. – 1645 чел., на 20.03.1947 г. – 1448 чел, при лимитной численности 2350 чел). Лимитная численность не изменилась, так к 1947 г. был сделан пристрой.
«Занимаемый жилфонд состоит из одного двухэтажного с одноэтажным пристроем здания каркасно-засыпного типа, оштукатуренного снаружи и внутри. В указанном здании размещены: жилые помещения, амбулатория и стационар на 12 коек, хозмастерские, клуб в/п на 200 зрителей, баня — дезокамера, прачечная, парикмахерская… Столовая – кухня на 400 посадочных мест и 1500 обедов. В одноэтажном пристрое также кладовая, библиотека и музкружок… Котельная кирпичная, крытая шифером., слесарные и столярные мастерские, врезанные в гору…кузница железная. Штаб с гарнизоном в одноэтажном рубленном здании… Конюшня, склад деревянные… Отопление двухэтажного здания с пристроем центральное, остальных печное…. Содержащийся в л/о контингент в/п работает на предприятиях треста «Союзасбест» на расстоянии 3 км». Штаб и конюшни за зоной, на расстоянии 800 – 400 метров. Сама зона наблюдалась с 4-х вышек. [16] В.Штадлер так описывает эту площадку, именуя в воспоминаниях её «новой». Дом ему показался каменным. «Мы маршируем к новому лагерю. Наименование дезориентирует, так как речь идет о старом двухэтажном каменном здании. Эта огороженная территория состоит только из маленького плаца в глубине и оснащена по испытанной схеме: забор из досок, колючая проволока, наблюдательные вышки. Совсем не большой лагерь. На нижнем этаже находятся канцелярия, больничное отделение, кухня и столовая. Каменная лестница ведет наверх в расположение команды. Это большой зал, оснащенный отдельными нарами, но также и сплошными на 10 — 20 человек. Все двухэтажное, из настоящей сибирской сосны. Каждый имеет основу для сна: матерчатый мешок, набитый опилками. Итак — высший комфорт».[37] Лагерное отделении № 6 дислоцировалось в 4 км восточнее посёлка Первомайский (Изумруд), на левом берегу р. Большой Рефт. Жилой фонд состоял из трёх типовых рубленных бараков. Имелись клуб и карцер, что присутствовало не в каждом л/о. Остальное хозяйство типовое, за исключением того, что водоснабжение от собственной водокачки, прямо с реки. Особенностью является и то, что склады находятся не за периметром, а внутри его, но отгороженные забором. Там же – баня начсостава. Кроме этого, в августе 1946 г сообщалось: « Три барака к зиме не подготовлены, нет печей и не застеклены оконные рамы». Действительно, на плане, в центре зоны – четыре палатки, как временное жильё. Однако, весь контингент в них не поместишь – 971 чел., при лимите 1946 г. 700 чел.
Жилой фонд построен и находился на балансе у Военлескомбината № 1. Там же и работало 740 пленников. Ещё 340 чел. на ГГМК (Горнометаллургическом комбинате), очевидно на разработке Малышевских рудников. Заметим, что суммарно вывод на работы превышает фактическое наличие з/к.
На 20.03.1947 г. трудности, очевидно, преодолены. Палатки исчезли. В отгороженной зоне добавились штаб и гарнизон, а также общежитие ВК. Лимит не изменился, а фактическое наличие контингента сократилось до 760 чел. Работали они также на лесопильном заводе, находящимся рядом, и других работах Военлескомбината МВ МС СССР на расстоянии 3 км и Горнометаллургическом комбинате № 3 МЦП на расстоянии тех же 3 км.
Лаготделение № 6 имело своё кладбище. Количество захороненных здесь — 153 человека, причем немцев из них — только 54.[74] На месте оно обозначено только мемориальным знаком в память умерших венгерских воинов. Факт установки мемориального знака венгерским солдатам, говорит, видимо, о том, что существовавшее вблизи поселка Изумруд лаготделение было по преимуществу венгерским.
Это единственная в городе «гупвиновская» площадка, бараки которой частично сохранились. Сейчас бывший лагерь называется посёлком Лесозавода.
Лагерное отделение № 7 было расположено на окраине г. Сухой Лог, в 6 (по др. данным – в 3-х) км от ст. Кунара. Жилфонд состоял из шлако-бетонных (по др. данным – каркасно-засыпных) зданий, крытых шифером (жилых -2, остальные вспомогательные). Состоял на балансе Цементного завода и завода № 450 МПСМ. Водоснабжение от завода № 450.
Содержащиеся военнопленные выводились на работы: завод № 450 МПСМ – 200 чел., цементный завод МПСМ – 80 чел., Рудянскую МТС – 50 чел. Это данные на 9 августа 1946 г. При лимите 400, фактическое наличие пленных составляло 522 чел.
На 20.03.1947 г. количество пленных изменилось мало – до 532, при том же лимите. Оба завода к тому времени были объединены и весь состав работал на Цементном заводе № 450 МПСМ СССР.
Отделение № 9 находилось в 9 км на восток от г. Асбеста, в 8 км от ж/ст. Из населённых пунктов в этом районе и в это время известен выселок Мокринский, а также некий хутор по речке Талице. Жилой фонд состоял из рубленных одноэтажных домов и принадлежал Островскому механизированному лесопункту. Вместимость бараков 200 чел. Хотя лимит по нормам 1946 г. – 600 чел., фактически присутствовал 201 чел (на 09.08.1946 г.) Имелись амбулатория и лазарет на 10 коек, баня, дезокамера, парикмахерская, сушилка и т.д. Склады, штаб, квартиры личного состава – за периметром. Было электричество «от местной электростанции». Водой снабжались из колодцев, расположенных в 150 метрах от зоны. Военнопленные были заняты на лесозаготовках в Островском МЛП, в среднем на эти работы выводилось по 135 чел.[16] Подсобное хозяйство в с. Некрасово Белоярского района. Функционировало оно на правах л/о, однако не было оборудовано атрибутами зоны: проходной, вышками и т.д.
В. Штадлер, работавший там в августе – октябре 1944 г сообщает: «Через несколько часов мы появляемся в колхозе „Эрнста Тельманна». Волнистая, почти безлесная местность, без полевых меж и дорог растягивается до горизонта.. /…/ Наша новая квартира — это продуваемый ветром полевой амбар. Мелкая сечка соломы служит постелью./…/ Место жительства находится на маленьком возвышении. Оттуда хорошо рассматривать окрестности. Сельскохозяйственную площадь такого размера никто из нас, пожалуй, еще не видел, и спрашиваем себя, как можно справиться с урожаем». [37] По справке управления лагерем за 1946 г., жилой фонд состоял из одноэтажного кирпичного склада, приспособленного под жильё и оборудованного двухъярусными нарами, а также двухэтажного кирпично-деревянного здания, верх которого приспособлен под жильё, а низ – под пищеблок. Имелась амбулатория и лазарет на 15 коек. Дезокамера своя, а пекарней и баней пользовались колхозной. Отопление печное, освещение – керосиновыми лампами. Пленные использовались на сельхозработах для нужд управления лагеря. На 9 августа 1946 г. там находилось 570 пленных.
Оба жилых здания, а также два овощехранилища, принадлежали колхозу им. Тельмана. Кстати, колхоз провидчески был назван так ещё в 30-е годы. Лагерю принадлежали дезокамера, уборная и свинарник. Здание штаба, конюшня и склад были частные, арендуемые. [16] Как не странно, большую смертность давало и это хозяйство. В.Штадлер вспоминает события августа – октября 1944 г.: «В один из дней особенная неожиданность подстерегла нас. Наше истощенное состояние, конечно, не ускользнуло от ответственных лиц колхоза. Сельскохозяйственные рабочие приносят котел, ставят его на валуны и кирпичи. Телега прибывает с 2 бочками воды. Скоро веселый огонь мерцает под котлом. Догадаться легко: готовится еда. Мы смотрим больше в этом направлении, чем на свою работу. Natschalnik замечает это и грозит нам. Итак, снова в картофель! Через 2 часа раздается призыв: „ Objed! (обед!) » /…/ Переводчик оповещает: «Каждый может есть, сколько он хочет!». Этот предложение звучит невероятно. Еще никогда мы не слышали его во время плена. Суп хотя без жира и вегетарианский, но очень вкусен. Мы черпаем ложкой, все черпают ложкой без остановки, идут снова и снова к котлу, несут добавку. Восемь раз я повторяю путь. Восемь литров супа! Несколько приятелей превзошли уже десять. /…/ Затем мы лежим с распухшими животами на земле, едва можем передвигаться. Это уже не удовольствие.
Несколько приятелей охвачены судорогами, извиваются от боли. Двое скончались ночью с прорывами живота. Медицинская помощь находится на большом удалении. Natschalnik встряхивает непонимающе головой. Чрезмерность может понять, пожалуй, только тот, кто оказался когда-нибудь в похожей ситуации». [37] В сборнике документов Немецкого Красного Креста»Zur Geschichte der Kriegsgefangenen im Osten, Teil II» («История военнопленных на востоке, часть II») имеется следующее свидетельство заключенного лагеря № 84 (стр. 249/250):
«(Про весну — лето 1945 г. — Ю.С.) Как хорошего специалиста общественного питания меня со 100 товарищами в марте передали для работы в большой колхоз. Мы все пошли охотно, потому что нам пообещали легкую работу и хорошее питание. Но, как всегда обманули — все было намного хуже! Двенадцатичасовой рабочий день, невозможно высокие нормы выработки, плохое питание и жилье. От колхоза мы не получили практически никаких дополнительных продуктов. Очень примитивные инструменты и в недостаточном количестве крайне осложняли работу. Например, мы имели на 42 мужчины лишь 30 плохих кос, но 30 кос должны были 42 нормы выполнить. Шести недель, каждый день косили мы по двенадцать часов без перерыва, в основном на заболоченных лугах, по колено в воде. Тяжелыми были эти шесть недель для наиболее слабых, питание было очень плохим. Несколько раз я был на работе вместе со всеми, и только тогда, когда я уже не мог ходить, оставался на несколько дней в лагере. Пять месяцев мы были без медицинской помощи, без комиссии, шесть человек умерли».[33] Н.Суржикова пишет, что и в 1946 г. из 800 пленных, направленных в подсобное хозяйство, из-за тяжёлой работы, скудного питания, простуды (жили в палатках и шалашах (? –Ю.С.) умерло к ноябрю 15 военнопленных, 248 были госпитализированы в состоянии необратимой дистрофии». [25] Между тем, в селе Некрасово по имеющимся данным захоронено 14 пленных ,что меньше потерь, приведенных выше. В перечне захоронений к лагерю № 84 отнесены и 9 могил в поселке Зюзельский, вблизи г.Полевского. [9] Других данных о наличии там какого-то подразделения Асбестовсого ЛВП нет.
Таким образом, самая значительная часть пленных трудилась в тресте «Союзасбест». Всего там, по подсчётам Н.Суржиковой, по состоянию на начало 1946 г. работало 4,2 тыс. пленных.. На 01.11.1947 г. зафиксировано некоторое снижение в/п, занятых в этом тресте – 3 008 человек [28].
По подсчётам автора, в августе 1946 г. в тресте работало более 6 000 пленных.
Репатриация производилась начиная с 1946 г., партиями. В первую очередь освобождались нетрудоспособные (категории 3 и ниже). Тем самым лагеря избавлялись от непроизводительных затрат и улучшали статистику. С 1949 г происходила уже массовая отправка на родину, закончившаяся в сентябре того же года. Перед отправкой пленные проходили медосмотр, получали новое обмундирование, денежный расчёт. Из Асбеста их направляли в репатриационный лагерь в Свердловске, где формировались эшелоны. Проводился и тщательный обыск. В лагере 84 в 1947 г. у венгерского пленного Надя были найдены списки умерших за 1945 – 1947 гг. Здесь же у репатриируемых была изъята секретная документация Асбестовского РВК по призыву в армию лиц 1917 – 1918гг. рождения, проходившему в 1938 г. [25] Не все узники архипелага ГУПВИ дождались своего поезда. Никто не гарантирует солдату «обратный билет». В главе о воинских кладбищах в сборнике документов Немецкого Красного Креста «История военнопленных на востоке, часть II», 1958г., (стр. 329), о кладбищах асбестовского лагеря 84 говорится следующее: « Для всех умерших в Асбесте военнопленных и интернированных всех национальностей существовало кладбище, которое находилось к северу от лагеря 7084 / 3, в середине леса. Помимо массовых существует множество индивидуальных захоронений, которые были обозначены». На взгляд автора, речь здесь все-таки идет о братских и персональных могилах на одном кладбище. Выше говорилось, что лаготделение №3 лагеря 84 (7084/3) находилось «около 800 метров к северу от улицы Февральской революции».[33] Также уже сообщалось о ещё одном месте захоронения, в 3 км от п. Изумруд.
Асбестовское кладбище лагеря № 84 самое крупное в Свердловской области из числа сохранившихся и включенных В.Мотревичем в список дислокации захоронений военнопленных германской армии периода второй мировой войны и интернированных из стран восточной Европы [9].
На нем погребено 1825 человек. Национальный состав захороненных следующий. Немцы – 1261 чел., румыны – 137 чел., финны — 53 чел., прочие – 372 человека [9,26, 22].
Установлены мемориальные знаки, адресованные солдатам конкретных армий (венгерской, финской). Кладбище находится в районе горных разработок северного рудоуправления. Практически это «остров» внутри карьера.
О закрытии лагеря — по состоянию на 17.03.47 г. лагерь числится, на 10.05.48г. его уже нет [5].
Закрытие лагеря 84 не означало ликвидацию в городе зон для военнопленных, а явилось следствием сокращения количества пленников, вызванной их частичной отправкой на родину. Асбестовский лагерь в 1948г. стал отделением Нижнеисетского № 314. Если вспомнить, что этот 314-й образовался из 84-го, получается совсем причудливо. Но смеху здесь мало. Нижнеисетский ЛВП был, по сути, фильтрационным. Из него отправлялись эшелонами на родину прошедшие через сито проверок, а оседали подозреваемые в совершении военных преступлений. Проверки осуществлялись по многим направлениям. Самый поверхностный – осмотр на наличие спец-татуировок. Солдаты подразделений СС имели на левой руке у предплечья, с тыльной стороны, татуировку с группой крови.
Ещё один канал получения компромата – от осведомителей, действовавших внутри контингента. За время существования лагерей на территории Свердловской области было завербовано 3061 (по другим данным – 2738 чел. [25]) человек, в том числе на перспективу послевоенной закордонной работы-169. [20,25] То есть, человек на 50 пленных имелся один осведомитель. Не случайно количество учтенных солдат войск СС и полевой жандармерии, из числа контингента свердловских лагерей, возросло со 121 чел. в 1945 г. до 998 чел. в 1949 г. [25] Пленные лагеря № 84 знали о наличии «шпионов» в своих рядах. При разоблачении те становились изгоями и иногда, по свидетельству Ф. Кирхмайра, это заканчивалось самоубийством.[35] Некоторые зарабатывали срок уже в лагере. Это следует из ориентировки о фактах саботажа, осуществляемого на производстве враждебно настроенными военнопленными и интернированными (к директиве НКВД СССР №66 от 18 марта 1946 г). В ней сообщается: «В лагере № 84 (Свердловская обл.) выявлена фашистская группа из 3 военнопленных, возглавляемая бывш[им] сотрудником полиции Краалем. По сообщению агентуры участники этой группы Кофнер и Бост систематически ведут беседы о необходимости срыва производственных работ и саботажа распоряжений командования лагеря. Участники группы из числа военнопленных подготавливают преданные фашистские кадры, способные по возвращении на родину вести работу за восстановление нацистской Германии; ведут среди военнопленных клеветнические разговоры о советской действительности и проповедуют необходимость ведения «малой войны», т.е. по возвращении в Германию вести подпольную работу.
Среди военнопленных Крааль заявил: «Я повстанец и никогда не соглашусь с настоящим положением». [5] Знакомясь с воспоминаниями бывших военнопленных, можно сделать вывод, что такая форма поведения хоть и становилась предметом споров, но большинством иностранных заключённых не порицалась. В.Штадлер: «Мы сидели в течение долгих лет за колючей проволокой, имели время поразмышлять над причиной и действием опустошительной войны, а некоторые приятели едут домой с той же ненавистью к России, с которой вступали в неё когда-то./…/ С другой стороны, некоторые приятели создавали впечатление, что их расставание с нацистской идеологией совершалось быстрее, чем они общественно признавали это. Тоже понятно. Какой пленник хочет стать против мнения большой массы, так как он подвергается опасности изоляции. А это может отразиться в плену судьбоносно».[36] Наоборот, поведение «антифа» порицалось. И не столько из-за политических взглядов, с которыми многие молча соглашались, а из-за их привилегированного положения, открытого и добровольного сотрудничества с бывшим врагом.[35,36] Кроме «своих» сюда свозились пленные, находящиеся в оперативной разработке, из других лагерей. Здесь из них формировались, так называемые, «бригады фашистов». Производился скорый, как правило, суд и зачитывался стандартный приговор – 25 лет заключения. В конце 1949 г. лагерь 314 сменил статус и стал уже лагерем осужденных военных преступников № 476. В г. Асбесте было его отделение № 6, численностью до 2000 чел, просуществовавшее до начала 1956г. Зона была по одним данным – в пос. Талица, по другим — в пос. Северный. Но это уже другая история.
Еще один лагерь, осваивавший руками военнопленных рефтинские земли –Артемовский за номером 523. Действовал он до 1948 года включительно, но в начале своей истории, в 1945 г., именовался Егоршинским [5].Его лимитная численность – свыше 7000 чел. [25] Исходя из специфики работ (лес, торф, уголь и др.) подразделения 523 ЛВП были разбросаны и находились в более чем 10 точках. По состоянию на июль 1946 г. здесь находилось 3435 человек, из них 53 — офицеры, остальные рядовые и унтер-офицеры. Национальный состав: австрийцы -134 (4,0 %), венгры -368 (10,7 %), немцы- 2702 (78,7 %), румыны — 95 (1,8 %), прочие – 136 человек.
Назовем лагпункты по периметру Рефтинского края. В Режевском районе подразделения лагеря 523 находились в пос. Костоусово (л/о № 6, лимитной числ. 800 чел.) и относящейся к Костоусовскому Совету ст. Крутиха (л/о № 7, лимитной числ. 700 чел.). Здесь захоронено соответственно 20 и 6 пленных, все немцы [9].
Следует сказать, что Костоусовскому Совету подчинены были и некоторые поселения в бассейне реки Рефт, в частности Мало-Рефтинский кордон. [18] По состоянию на 01.11.1947 г. на работах в Костоусовском леспромхозе было занято 367 военнопленных [28].
Контингент Артемовского лагеря был размещен и в поселке Алтынай. Здесь существовало два отделения — № 1, рассчитанное на 400 чел. и № 5 на 600 чел. Во время войны в Алтынае добывали уголь. Кроме того, лес – необходимый стране ресурс, который здесь был В алтынайской земле покоится 13 пленных, из них 10 – немцы [9].
Отделение № 5 было расформировано в 1947 (?) г., как не обеспечившее условия содержания и трудоиспользования пленных.
В этом отделении с 07.02. по 05.05.1946 г. находился австрийский военнопленный Иосиф Пехман, написавший воспоминания. Глава об Алтынае имеет подзаголовок «Настоящий лагерь ужасов». Вот как описывает Пехман путь к лагерю. «Железнодорожная станция, где мы утром вышли, называлась «Алтынай». В течение нескольких часов мы шли пешком, сначала по сильно заснеженным тропинкам, а потом по рельсам нашего нового лагеря. Я не помню, как долго мы шли эти 16 километров».[36] Алтынайские земли располагаются восточнее и западней ж/д Богданович – Егоршино. «Лагерь ужасов» находился восточнее. Западнее, километрах в 8, существовал лесозаготовительный посёлок ДОКа. Имеются данные, что там трудоиспользовались пленные японской армии.
Что из себя представляло отделение № 5, «лагерь ужасов»? «Здесь были не то чтобы примитивные санитарные условия, вообще не было воды, неделями не менялось белье, никакой дезинсекции, а наоборот, масса вшей, отсутствовало электричество в жилых бараках, не говоря о керосиновых и карбидных лампах. Чтобы нам было светло в случае деликатной процедуры, имеется в виду деление хлеба, мы брали с собой из леса кору дерева, главным образом, бересту. Мы разжигали ее на жестяной подставке, она горела относительно медленно, зато очень много было сажи. /…/ В лагере было уже примерно 300 венгров, 60 румын, 50 немцев пленных, к ним еще прибавились мы, 50 австрийцев. Венгры занимали ключевые позиции, которые для пленных были очень важны: кухня, хлеборезная, отдел снабжения».[36] Бывший военнопленный передаёт сведения о кладбище этого л/о, полученные от профессора Мотревича. «Кладбище находится в 10 км от населённой местности, в болотистой области, заросшее кустарником и травой, могилы разрушены и больше не поддерживаются… Местность тяжело преодолеваемая: леса, болота, дороги нет, тучи комаров, оводов, москитов. Местные жители очень смутно помнят, что где-то в тайге располагалось когда-то немецкое кладбище». [36] 6-е отделение Тагильского ЛВП №153 находилось в г. Сухой Лог. Лагерь был закреплен за трестом «Тагилстрой» МВД и образовался как самостоятельная единица из отделения Монетно-Лосиновского. Во второй половине 1944 года начальником лагеря по совместительству был назначен генерал-майор Царевский (начальник Тагилстроя — Тагиллага НКВД с 1943 по 1946 гг.). Выше говорилось и об отделении Асбестовского лагеря в Сухом Логу. Тагилстрою тоже был нужен и цемент, и шифер, и лес.
Спецлагерь НКВД 153 был расформирован приказом МВД № 00868 от 19.09.49г. Передача материальных ценностей закончена 20.10.49г [4].
Эшелоны с пленными ушли на запад. В сухоложской земле осталось лежать 36 иностранных подданных, в том числе 20 немцев [9].
В 1946 г. (по другим данным – в конце 1945 г.) в Свердловскую область были направлены японские военнопленные. Это был новый и необычный контингент. Японская армия капитулировала организовано. В наши лагеря солдаты поступили повзводно, поротно, под командой своих офицеров. Один из офицеров НКВД, встречавших эшелоны новоприбывших в Красноярске, вспоминал: «Японцы прибыли полностью экипированными с ног до головы в утепленную мехом форму: шубу, ботинки, кое-кто даже с чемоданом. Помню, мы были даже растеряны тем, что пленные офицеры были вооружены кортиками; их потом, правда, все же изъяли: хоть холодное, но все же оружие». [23] На Урал пленные японской армии были направлены в составе отдельных рабочих батальонов Министерства вооружённых сил №№ 428, 429, 435 [24].
В Свердловской области по состоянию на 20.02.47г. находилось 1984 солдата Страны Восходящего Солнца. Вот воспоминания ветерана труда И.А. Панова. «Мне, подростку, также пришлось работать с военнопленными японскими солдатами, которых в конце 1945 года привезли к нам на лесоучасток (лесоучасток Сухоложского ДОКа МВС. – Авт.). Японцы работали на заготовке леса, погрузке, разгрузке и укладке в штабеля [13]».
Кроме Сухого Лога, по периметру Рефтинского края, японские ОРБ дислоцировались ещё в нескольких точках. Горбунов В.И., член УИРО, сообщал автору, что и в селе Покровском Артемовского района размещалось подразделение японских пленных. Были замечены «посланцы» Страны Восходящего Солнца на объектах Артемовского и шахтах Буланаша [1] Судя по всему, условия содержания в этих батальонах были хуже, чем в лагерях МВД. Министерство Вооруженных Сил, в подчинении которого находились ОРБ, « не чувствуя прямой ответственности за физическое состояние военнопленных, систематически нарушало все установленные правила содержания, охраны и трудового использования военнопленных. Приказы и директивы начальника тыла МВС в большинстве ОРБ просто не выполнялись. Как видно из сохранившихся актов проверок, весной 1946 г. рабочий день в ОРБ составлял 10-14 часов, военнопленные III-й группы трудоспособности работали полный рабочий день. Перерывы между приемами пищи составляли до 12 часов и более, охрана на объектах работ часто отсутствовала. Впоследствии ситуация с содержанием военнопленных в ОРБ была несколько улучшена, но по сравнению с лагерями МВД оставляла желать лучшего». Это была длинная цитата из работы М.Н.Спиридонова со ссылкой на архивные источники [23].
В докладной записке НКВД СССР на имя И.В. Сталина, В.М. Молотова, Л.П. Берии о выполнении решения ГКО № 9898 от 23 августа 1945 г. о приеме и размещении военнопленных японцев (за № 561/к от26 февраля 1946 г.) говорилось: «Опыт использования военнопленых японцев на работах показал, что при работе в закрытых помещениях на производстве японцы хорошо работают, в большинстве перевыполняя нормы выработки. На открытых же работах, где занято преобладающее количество военнопленных японцев (лесозаготовки, строительные работы), нормы выполняются, как правило, не выше 50-60 %. Такое положение объясняется, главным образом, неприспособленностью японцев к суровым климатическим условиям Дальнего Востока и Сибири. Японцы, работающие в мягком климате Узбекской ССР, работают вполне удовлетворительно и на открытом воздухе. Установленный для японцев паек в 2397 калорий оказался недостаточным для работающих» [23].
Конечно, такой паек большим никому не покажется. Но и лагерная кухня кардинально отличалась от их национальной. Специально для этого контингента позднее в нормах питания был уменьшен хлеб, но увеличен рис (300 г) и рыба (100г). Однако и это не помогало. Японцы переносили лагерную действительность хуже, чем европейцы. Росла смертность. Правительство меры приняло и после 1946г. смертность снизилась до минимума.
Однако стоимость их суточной продуктовой корзины была почти в два раза дороже немецкой. Вот данные по основной норме за 1945 – 1947 гг.
Пленные японской армии: до 16 сентября 1946 г.-4руб.06 коп.; с 16 сентября 1946. до 16 декабря 1947 г.-11 руб.33 коп.; с 16 декабря 1947 г.-11 руб. 27 коп.
Пленные немецкой армии: до 16 сентября 1946 г.-2руб.94 коп.; с 16 сентября 1946. до 16 декабря 1947 г.-6 руб.49 коп.; с 16 декабря 1947 г.-6 руб. 35 коп.[23] Обратные пропорции присутствуют в статистике заболеваемости и смертности контингентов. Справка зам. нач. 1 управления ГУПВИ МВД СССР генерал-лейтенанта м/сМ.Я. Зетилова «О заболеваемости и смертности в лагерях МВД и спецгоспиталях МВД и Минздрава СССР для военнопленных за третью декаду марта 1948 г.» от 7 апреля 1948 г. дает такую информацию. «Среди военнопленных б[ывшей] германской армии в отчетной декаде /…/ процент больных к численности контингента составляет3,5%. У военнопленных японской армии /…/ -1,1%». Смертность 2-я декады марта: немцы – 0,005%, японцы – 0,001%».
Киути Нобуо, бывший военнопленный, в воспоминание о своей жизни в СССР выпустил книгу с рисунками. Находился он в одном лагере с венграми и немцами. Тема различий в пищевом довольствии очень волновала европейцев, кормящихся в одной столовой с японцами. На одной картинке двое немцев напряженно разглядывают содержимое тарелок солдат Квантунской армии, уплетающих рис. Текст под другим рисунком гласит: «Японцы любят есть рис, поэтому нам выдавали эту пищу, которая была в то время в России на вес золота. Однако риса нам давали довольно мало, поэтому иногда, притворившись японцем, за рисом приходил немецкий солдат. Но ему сильно доставалось за это». Соответствующий рисунок – немец с котелком пытается поживиться на японской раздаче. [8] Заготовка леса для Сухоложского ДОКа МВС производилась плененными японцами, дислоцировавшимися в одноименном предприятию посёлке, и в районе Рассох, месте слияния рек Малый и Большой Рефт. Эту информацию сообщил мне О.Г.Секисов, житель п. Рефтинского, со слов сына одного из очевидцев. При этом была и любопытная подробность. Японцы частенько переворачивали двуручные пилы «зубьями вверх» и лишь имитировали процесс пиления, пока халтуру не замечал «начальник». Это не вяжется с современным имиджем японского народа. Но, видно, подневольный труд корректирует ментальность.
Аналогичное отмечали и пленные европейцы. И.Пехман, австриец: «Однажды японцы должны были подкатить уже нагруженный вагон. Они стояли у вагона, делая вид, что упираются, но не прилагали к выполнению своего задания ни малейшего усилия. Русские угрожали, кричали, ругались, но все напрасно! И тут вмешался /…/ лейтенант/…/: «Сейчас нам немцы покажут, что значит работать». И мы снова показывали. Японцы отходили в сторону не без усмешки, а мы, прилежные немцы, мужались и выступали в роли локомотивов. Что это? Следствие нашего рабского повиновения или сознательное отношение к труду?». [36] В плену умерло (в целом по СССР) 61 855 японцев, т.е. около 10 процентов, в том числе 31 генерал и 607 офицеров [23].
Находились солдаты Квантунской армии у нас до 1949 г. (кроме небольшого количества осужденных за воинские и иные преступления и освобожденных только в 1956 г.). Таким образом, среднегодовая смертность среди этого контингента составила около 2, 5 процентов.
О количестве японских пленных, захороненных в Свердловской области у автора данных нет. Косвенные сведения дают основания предположить, что таковых по области несколько десятков. Скажем, на кладбище Нижнетагильского госпиталя УПВИ № 2929 было захоронено 18 японцев. История нахождения на Среднем Урале батальонов японских пленных сравнительно короткая. ОРБ 435 был ликвидирован уже в 1946 г., а стальные (№ 428 и 429) — в 1948 г. [25] Следует сказать и о культурно-воспитательной работе. Осуществлялась она, главным образом, силами самих пленных. Спектакли, концерты, кино. Главный храм искусства лагеря № 84 в Асбесте – клуб первого отделения (на Милицейской). Но выездные мероприятия проводились и на периферийных площадках.
Уровень артистов и музыкантов был довольно высокий. Фритц Кирхмайр сообщает, что в Асбесте находился оркестр Белградского радио, плененный в полном составе.[35] Вот как описывает культурную составляющую бытия бывший военнопленный Штадлер.
«Главный лагерь 7084/1 считается культурной столицей асбестовых пленников. Здесь находятся выдающиеся культурные творцы из ближних и дальних лагерей. Это специалисты в своих отраслях, которые работали перед войной где-нибудь в Германии или Австрии „ на досках, которые означают мир » или в других областях культуры.
Самым выдающимся результатом этой концентрации являются, прежде всего, театральные постановки. Не каждый пленник восторгается «культурным орошением». Многие идут совсем не туда; мнения: „ Балаган! Театральные люди были и раньше лодырями, имели «две левых руки», и здесь они снова на верху. Они получают добавку, а мы более жидкие супы».
Все же помещение клуба занято на каждом мероприятии до последнего места. От меня не ускользнуло ни одно представление, вспоминаются следующие постановки: опера-сказка „Гансель и Гретель «, оперетты „ Летом в Вольфгангзее» и „ Женщина в золоте «, спектакли «Фауст» (Гете), „Ревизор » (Гоголь) и „ Синий камень » (текст пленного). Далее состоялись несколько концертов театрального оркестра и духового оркестра (руководитель (Sepp Lechner) Сепп Лехнер).
Я смотрел фильмы „ Броненосец «Потёмкин»», „Мать», „Белеет парус одинокий», «Волга, Волга», „ Floria Tosca «, документальные фильмы последних военных дней, о Нюрнбергском судебном процессе по делам военных преступников и ряд тенденциозных политических лент.
Конечно, необозримая рать махающих на экране саблями всадников-казаков мчалась также часто. Они вызывали воспоминания о трапперах и индейцах в фильме „ Битва на синей горе «, которую я видел когда-то вместе с братом Роландом в кинотеатре Кольдитцера. Здесь степь, как прерии. Различие совсем не большое.
Книгохранилище притягивает, как магнит. Библиотекарь, кажется, один из тех антифашистов, которые это наименование оправдывают. Во всяком случае, он резко отличается от высокомерных, открывающих чемодан своей партийно-политической эрудиции, и вместе с тем все убивающих. Когда я выбираю „Гамлет» Шекспира, он осторожно соглашается: «Да, быть или не быть — это частые вопросы во время плена».
Как плотно находилось рядом высокое и низкое в русском плену, я узнаю от Вальтера Хауффа. Он изображает особенно трагическое событие: „В рабочем соревновании в честь 1 мая нам обещали: тот, кто выдаст наибольшие проценты, может отправиться следующим транспортом домой. Мы, тогдашняя бригада фашистов, видели в этом обещании нашу последнюю возможность быстро попасть домой. Нашим бригадиром был Хельмут Багинский, восточный пруссак. С более чем 800 % ежемесячной выработкой мы выигрываем в соревновании с серьезной бригадой Эрнста Тельманна. Конечно, 800 % — кажется не реальным. Но формулярами Nariad (нарядов) (письменных свидетельств выполненной работы) все было подтверждено. Мы были новым Stachanowskys (стахановцами). Но так как мы считались, с другой стороны, фашистами, возвращение домой нам всё-таки запретили. Вместо этого комиссар разрешил нам, чтобы каждый получил один выходной день и смог сделать у Зигфрида Рохеля (Siegfried Rochel) свой живописный портрет.
В первую половину дня, когда я сидел у художника Рохеля, как модель, произошло следующее: хороший знакомый Зигфрида Рохеля, пожилой мужчина из Берлина, был уже несколько дней в карцере. Комиссар обличал его, что тот служил в подразделении, которое предназначалось для борьбы с партизанами. В этот день ему разрешили — под охраной – сходить в Stalowa (столовую). Он спросил у своего охранника разрешения зайти на кухню, находящуюся рядом, выпить глоток воды. Охранник сказал добродушно: „Nu ladno (ну, ладно)». Приятель зашел на кухню. Там уже кипела вода в котлах для обеденного супа. Наш приятель бросился внутрь котла. Два повара вытащили его и доставили в лазарет. Он кричал как животное. Через 2 дня умер». Это печальное событие подтверждал также Манфред Буцманн из Баутцена, который находился в это время также в лагере».[37]

Подведем итоги. Развитие системы лагерей военнопленных в бассейне реки Рефт началось в ее верховьях, где на многочисленных болотах силами этого контингента добывался стратегический в ту пору материал – торф. Вскоре, уже в конце 1942 г., бывшие иностранные военнослужащие размещаются в Асбесте, а к 1945 г. и в низовьях реки – Сухоложье.
Примерно до 1945 г. их использование носит чисто компенсационный характер, т. е. они замещают рабочую силу, выбывшую с территории в результате войны. Несмотря на численность поступившего контингента на рассматриваемую территорию (1942г. – 2000 чел., 1943г. – 6000чел., 1945г. – до 12000 чел.), это не замещало полностью изъятые войной трудовые ресурсы. Скажем, в Асбесте некоторые производственные мощности были законсервированы (фабрика № 1 «Ильинская»), и главная причина – нехватка кадров. Кроме добычи торфа и асбеста, из других видов работ, которыми занимались пленные в наших краях, можно выделить лесодобычу, производство строительных материалов, т.е. работы в целях восстановления народного хозяйства. Ориентировочно года с 1945-го, параллельно с рутинной деятельностью, силами пленных начинаются строительные работы на объектах соцкультбыта и промышленности (например, строительство завода РМЗ). И больше всего в Асбесте, где размещался огромнейший лагерь. Однако основные строительные достижения в этом городе в первое послевоенное десятилетие пришлись на период нахождения здесь лагеря военных преступников. А это уже следующая страница истории.
Количество пленных, в связи с отправкой их на родину, сокращалось. Осенью 1949г. последние из их числа были освобождены и репатриированы. Но остались те, кто за свои воинские или иные преступления, получил срок и перешел в другую категорию контингента.
Целями содержания пленных на территории страны были:
— покрытие за счет этого контингента дефицита рабочей силы;
— формирование в их глазах положительного образа советского государства и советского народа, антифашистская пропаганда;
— выявление среди огромной массы заключенных, содержащихся в лагерях ГУВПИ, лиц, причастных к совершению преступлений против советских и иных граждан во время войны и предание их суду;
— вербовка из числа контингента лиц, пригодных для использования в качестве агентов на территориях своих стран.
Проведенное исследование показывает, что данные цели были достигнуты, хотя и с разным уровнем качества. В том числе и в лагерях, находившихся на территории Рефтинского края.
Государство не преследовало по отношению к пленным, не признанным преступниками, карательных целей. Большая смертность в военный период объясняется плохим физическим состоянием принимаемого с фронтов контингента, низкими нормами продовольственного обеспечения (следствием разрухи и оккупации большой части страны), неустроенностью лагерей в первые годы их существования.

Использованные источники:
1.Артёмовский краеведческий словарь. http://www.urbibl.ru/Knigi/artemovskiy/IK.htm
2. Веремеев Ю. Нормы питания военнослужащих Вермахта. http://army.armor.kiev.ua/hist/paek-wermaxt.shtm
3.Веремеев Ю. Правила обращения с военнопленными в СССР. Документы. http://www.pseudology.org/Documets/Pravila_plennye_CCCP.htm
4.Вертилецкая Е.В. Репатрианты в Свердловской области в 1943 – начале 50-х годов. Диссертация на соискание степени кандидата исторических наук// на правах рукописи. УГУ, Екатеринбург: 2004
5.Военнопленные в СССР. 1939-1956: Документы и материалы / Науч.-исслед. ин-т проблем экон. истории ХХ века и др.; Под ред. М.М. Загорулько. — М.: Логос, 2000.
6.Галицкий В.П. Финские военнопленные в лагерях НКВД (1939–1953 гг.). Сайт «Военная литература».
7.Катынь: Пленники необъявленной войны: Документы и материалы (сост. Лебедева Н.С., Петросова Н.А., Вощинский Б. и др.) Приложение № 6. Список работников центрального и местного аппарата НКВД СССР, фигурирующий в документах, — 608 с. {Россия: XX век: Документы}: М: Международный фонд Демократия,1999, стр.441
8.Киути Нобуо. Записки японского военнопленного. http://kiuchi.jpn.org/ru/nobindex.htm
9.Мотревич В.П. Германские воинские кладбища. Немцы на Урале и в Сибири (XVI– XXвв.). Материалы научной конференции « Германия – Россия: исторический опыт межрегионального взаимодействия XVI– XXвв.» 03-09.09.1999г. –Екатеринбург: изд-во «Волот», 2001 – 584с.
10.Мотревич В.П., Смыкалин А.С., Суслов А.Б. Исправительно-трудовые учереждения. Уральская историческая энциклопедия. Сайт Института Истории и Археологии УрО РАН, 2002.
11.Мотревич В.П. Военнопленные. Уральская историческая энциклопедия. Сайт Института Истории и Археологии УрО РАН, 2002.
12.Мотревич В. П. Осужденные интернированные гражданские лица и военнопленные второй мировой войны в Свердловской области в 1949—1956 гг. http://www.1723.ru/read/dai/dai-41.htm
13.Панов И.А. Говорили: тыл — половина победы// «Советская Россия»N 87 (12702), 30 июня 2005 г
14.Полян П.. Не по своей воле История и география принудительных миграций в СССР http://www.memo.ru/history/deport/polyan5.htm
15.Полянская И. Памятник финским военнопленным в Асбесте собираются перенести// МК-Урал № 33 от 16.08.2006.
16.РГВА ф.1/п, оп.15а, д.108, лл. 1 -22
17.Попова А.С. Память сердец. Альманах. Асбест 2000.
18.Свердловская область. Административно-территориальное деление на 1 июля 1956 года. Свердловск: 1956.
19. Сидоров С.Г.Организация питания военнопленных в СССР в 1941 — 1955 гг. Вестник ВолГУ. Серия 4: История. Философия Вып. 1, 1996
20.Смыкалин А. Немецкие военнопленные на Урале // «Витта». № 15, ноябрь-декакбрь 1997 .http://www.1723.ru/read/dai/dai-41.htm
21.Соловьев В.А. Червинский В.П. Монетное торфопредприятие перед юбилеем 60-летия Великого Октября. Торфяная промышленность № 10, 1977
22.Состояние захоронений военнопленных Второй мировой войны в Свердловской области. svobodanews.ru14.08.06
23.Спиридонов М. Н. Японские военнопленные в Красноярском крае (1945-1948 гг.): проблемы размещения, содержания и трудового использования. http://www.memorial.krsk.ru/Articles/Spiridonov/54.htm
24.Суржикова Н. В. Иностранные военнопленные второй мировой войны на Среднем Урале (1942 — 1956 гг.) Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Екатеринбург: УрГУ, 2001
25.Суржикова Н.В. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Среднем Урале (1942 – 1956 гг.).- Екатеринбург, 2006
26.Суржикова Н.В. Румынские военнопленные в российской глубинке в 1942 — 1956 гг. (На материалах Среднего Урала)// Мир истории – 1, 2006. http://www.historia.ru/2006/01/surzhikova.htm
27.Суржикова Н.В.Трудоиспользование иностранных военнопленных Второй мировой войны: мифы и реальность (на материалах Среднего Урала) // Уральский исторический вестник-9. http://www.ihist.uran.ru/index/ru/uiv/n9/214.htm
28.Суржикова Н.В. Трудоиспользование немецких военнопленных на Среднем Урале (1942-1956гг.) Немцы на Урале и в Сибири (XVI-XXвв). Материалы научной конференции «Германия – Россия: исторический опыт межрегионального взаимодействия XVI-XXвв.» 03 – 09.09.1999, Екатеринбург, Волот,2001
29.Сухарев Ю.М. Трудовые лагеря и спецпоселения на территории бассейна реки Рефт. – Асбест, 2009
30.Тураев С.Билеты на «Лоэнгрина» ж. «Знамя» 2007 №5 http://magazines.russ.ru/znamia/2007/5/tu11.htm
31.Das ist ein Komplott //Der Spiegel 20/1950 vom 18.05.1950, Seite 7http://wissen.spiegel.de/wissen/dokument/dokument.html
32.http://www.hrono.ru/dokum/194_dok/19430301plen.htm
33.http://www.gasthof-thoerner.de
34.http://de.wikipedia.org/wiki/Kriegsgefangenenlager_126_Nikolajew
35. Kirchmair, Fritz: Lager Asbest: von der Schulbank zum Militar, Landser vor und bis Mogilew, Kriegsgefangen in Sibirien / Fritz Kirchmair. – Hall in Tirol: Berenkamp, 1998
36.Pechman J. Dawai, Dawai! Meine Kriegsgefangenschaft in Ural2 Mai 1945 -17 Dezember 1947. Wien, 1997. Иосиф Пехман. «Давай, Давай!». Мой плен на Урале 2 мая 1945 -17 декабря 1947. Вена, 1997. с. 3-81. Приложение № к ист.[25] 37.Stadler, Wolfgang. HoffungHeimkehr. — SWINGDRUCKGmbH: Colditz, 2000

Поделиться 

Публикации на тему

Перейти к верхней панели